Елизавета I - Маргарет Джордж
– Вы дьявольский смутьян! – закричал проповедник. – Все знают, что я имею в виду!
– Нет, не все! – Теперь к несогласному присоединились и другие. – Приведите нам хотя бы один пример. Если он у вас есть, это несложно будет сделать.
– Ну, хорошо! Беспричинно держать людей в Тауэре, потому что они сказали что-то, что злит правителя. Как наш Питер Вентворт, которого схватили в парламенте, не дав даже договорить речь, и бросили в темницу!
– Да, да! – послышались во дворе крики.
– Там он и умер! – крикнул кто-то. – Погиб за то, что осмелился высказать свое мнение о королевском самодурстве!
Теперь двор взорвался одобрительными криками и воплями. Про Вентворта все это была чистая правда, Елизавете не следовало так с ним поступать. Но это еще не делало ее тираном. Тираном или плохим правителем человека можно назвать только на основании всего его или ее правления, а не одного отдельно взятого инцидента.
Но от них эта мелочь ускользнула.
Чем дальше, тем больше «доказательств» Генри Кафф и Гелли Мейрик находили тому, что Сесил подминает под себя правительство и планирует уничтожить Роберта и его последователей. В один январский день, когда Саутгемптон ехал верхом вдоль Стрэнда, лорд Грей, его враг – и один из сторонников Сесила, – напал на него. Их вражде было много лет, Тайный совет даже запретил им драться на дуэли, поэтому они решили вопрос таким образом. В схватке пажу Саутгемптона отрубили руку.
Вскоре после этого происшествия Роберт зачастил в Друри-хаус, где они с Саутгемптоном подолгу о чем-то совещались. Я снова попыталась подступиться к нему с вопросами и вынудить признаться, что он затевает. И снова он попытался ускользнуть от меня.
– Вы во все лезете и везде суете свой нос, – сказал он, – поэтому теперь мы встречаемся там, где вы не можете нас подслушать.
Это была для меня первая за много дней возможность как следует на него посмотреть. Он стал выглядеть намного лучше; ушла пугающая худоба, и лицо обрело здоровый цвет. Но глаза по-прежнему были не его. Это были глаза чужого человека. На шее на шнурке висел бархатный мешочек, и он то и дело к нему прикасался.
– Что это у тебя там? – спросила я.
Не хватало только, чтобы он начал баловаться оккультизмом! Я протянула к мешочку руку, но Роберт шарахнулся от меня.
– Ничего такого, о чем вам стоило бы беспокоиться, – сказал он.
– Это какой-то колдовской амулет? Я должна знать!
Он засмеялся – искренне, от души:
– Нет, матушка. Меня подобные вещи не интересуют. Это… я получил ответ от короля Якова и должен постоянно носить его при себе.
– Что он пишет?
– Если я вам расскажу, можно будет больше его не носить. Не волнуйтесь, ничего плохого он не замышляет. – Роберт наклонился и поцеловал меня в макушку. – А теперь, дорогая матушка, мне нужно идти!
– Передавайте привет Саутгемптону. Скажите, что я очень ему сочувствую из-за нападения на Стрэнде.
– Оно доказывает, что их недобрые намерения в отношении нас – не выдумка.
– Какие недобрые намерения? Чьи?
– Грей – ставленник Сесила. Они явно уверены, что могут безнаказанно на нас нападать. Они планируют развязать в отношении нас насилие. Это уже не тайный заговор. Они готовы действовать.
– Но Грея же наказали. Королева отправила его в тюрьму.
– Это все для отвода глаз, чтобы скрыть их подлинные намерения. Он очень скоро будет на свободе, вот увидите.
Неделю спустя нам нанес визит сын лорда Бакхерста, Роберт Сэквилл. Я приняла его, думая, что с декабря это был первый посетитель из «реального мира», как я все чаще называла его про себя. Болезненное напоминание о том, какой когда-то была наша жизнь.
– Добро пожаловать, – произнесла я.
Это был худой долговязый мужчина, постоянно приглаживавший свои густые волосы.
– Спасибо, – сказал он. – Граф дома?
– Да, дома. Я позову его.
Вскоре на лестнице показался Роберт, расправляя кружевные манжеты. В последнее время он редко одевался формально и разучился это делать.
– Мой отец, лорд-казначей, просил меня передать вам заверения в его дружбе и наилучшие пожелания.
Вместо того чтобы поблагодарить гостя, Роберт пренебрежительно фыркнул.
– Прошу прощения? – нахмурился Сэквилл.
– В его дружбе, – произнес Роберт таким тоном, как будто это была шутка, не требовавшая объяснения.
– Милорд, он и впрямь ваш друг, как и многие при дворе. Но этим друзьям нелегко защищать вас, когда ваше поведение наводит на недобрые мысли.
– Не хотите ли присесть? – сказал Роберт. – Давайте пройдем в комнату, где нас никто не услышит.
Распространялось ли приглашение на меня? Я решила, что Роберту неудобно будет выставить меня, и проскользнула в комнату следом за ними.
Он приказал подать напитки и закуски, как поступил бы в прошлой жизни. Принесли эль, кексы с маком и смородину.
– Ну, – сказал Роберт, отправляя кекс в рот, – так что вы там говорили насчет добрых пожеланий?
Сэквилла поведение Роберта, казалось, выбило из колеи, однако же он, кашлянув, произнес:
– Я их уже вам выразил. Но ваши друзья хотят передать вам, что королеву тревожит неподходящая компания, с которой вы связались: вооруженные люди, постоянно торчащие у вас дома; проповедники, ведущие подрывные речи у вас во дворе, а также роскошные развлечения, которые вы устраиваете в Друри-хаусе от вашего имени руками ваших приверженцев. Нам все это кажется очень странным.
– Странным? – легкомысленно рассмеялся Роберт. – Странным? Заверяю вас, ничего подобного не происходит.
– Это тревожит ее величество, – раздельно повторил Сэквилл.
– Пусть старая ведьма тревожится сколько влезет! – фыркнул Роберт. – Мне-то что за дело?
Сэквилл только глазами захлопал. Потом медленно опустил на стол свой кубок и недоеденный кекс.
– Ясно, – произнес он наконец. – Что ж, всего хорошего.
С этими словами он развернулся и вышел из комнаты. Входная дверь открылась и закрылась, и я услышала на дорожке его удаляющиеся шаги.
– Роберт! Ты в своем уме? Ох, что ты наделал!
– Я сказал правду. И не намерен от нее отрекаться. Кстати, вам, возможно, интересно будет узнать, что Грея уже выпустили из тюрьмы. Это доказывает, что даже закон не может – или не хочет – защитить нас от них. Они сказали свое слово. Мы ответим на их нападки тем же.
В тот вечер Роберт отправился в Друри-хаус, но на следующий день остался дома и устроился перед камином с книгой. Он сидел, закутанный
