Елизавета I - Маргарет Джордж
– Приветствую вас, Джон, – сказала я. – Мне не терпится увидеть, что вы приготовили для нас на Двенадцатую ночь. Единственное ограничение – воздержитесь от шуток и замечаний в адрес Эссекса.
– Это вовсе не ограничение, – сказал он. – Ни в нем, ни в его положении нет ровным счетом ничего смешного.
Хотя ночи в декабре самые длинные, когда я вернулась к себе в опочивальню, уже почти светало. Просто поразительно, как быстро пролетел вечер!
– Кажется, все получилось, Кэтрин, – сказала я.
– Вы так говорите, будто это для вас неожиданность, – заметила она, сняв с меня ожерелье и аккуратно развязывая шнурки огромного кружевного воротника (ох, до чего же приятно было от него избавиться!).
– Так оно и есть. После эпопеи с Эссексом мы все тут при дворе переживали не самые веселые времена. Я надеялась, что открытое приглашение исцелит раны и вернет ко двору тех, кто отдалился. Чем скорее придворная жизнь вернется в нормальное русло, тем будет лучше для всех.
Сестра Кэтрин, Филадельфия, подошла, чтобы снять с меня парик. Она аккуратно стянула его с моей головы вместе с тиарой и прочими украшениями и водрузила на подставку.
– У меня глаз не так замылен, как у моей сестры, поскольку я давненько тут не бывала, и мне кажется, что кое у кого за улыбками скрывались черные мысли. Эти бездельники – Саутгемптон с товарищами – отправятся прямиком к Эссексу и обо всем ему доложат.
– Разумеется. Он что, считает – раз его здесь нет, вся жизнь должна прекратиться?
– Нет, – сказала Филадельфия. – Но я очень надеюсь, что ему ничего не взбредет в голову.
– Что именно?
– Завистливый и испорченный человек всегда что-нибудь придумает, – пожала она плечами. – Я слышала, настроение в Эссекс-хаусе сменилось с похоронного на воинственное.
– Я знаю, что они открыли свой двор всем и каждому и там собираются недовольные. Пуританские проповедники, слишком радикальные для обыкновенной паствы, ущемленные католики, а в последнее время еще толпа жителей валлийского приграничья. Странная смесь. Но у нас есть свои осведомители. Там не происходит ничего такого, о чем мы были бы не в курсе.
– Это хорошо, – кивнула Кэтрин. – В противном случае спать спокойно было бы затруднительно.
78
Двенадцать дней Рождества – самая оживленная пора года при дворе. Начиная с самого рассвета, когда вестминстерские певчие в Королевской капелле поют гимны, до столов, ломящихся от всевозможных видов птицы, рыбы и мяса; десертов из сливок, имбиря и розовой воды; фруктов в красном вине, кувшинов и фляг с напитками к обеду; а также вечерних маскарадов, танцев, представлений и развлечений – во дворце не бывало ни минуты покоя. Во второй половине дня желающие могли удалиться куда-нибудь, чтобы вздремнуть перед вечерними мероприятиями, в остальном же между окончанием представления и началом нового дня времени оставалось так мало, что отдохнуть толком было сложно. Молодежь в дневной передышке не нуждалась, придворным постарше без нее было не обойтись.
На третий вечер запланировали маскарад, а на восьмой день приходился Новый год с его ритуалом обмена подарками. И торжественным завершением всего должна была стать сама Двенадцатая ночь. В промежутках были концерты, поэтические декламации, танцы, веселые забавы и карточные игры. И разумеется, парад мод, в котором придворные старались перещеголять друг друга в роскоши туалетов; те же, кто отказывался участвовать в состязании, наслаждались возможностью оценивать и критиковать остальных.
Одним из главных удовольствий праздничного сезона было для меня видеть лица тех, кто по той или иной причине какое-то время отсутствовал при дворе. Для меня это оказался куда лучший подарок к Новому году, нежели предсказуемые подношения – все эти шкатулки, перчатки, воротники, усыпанные драгоценными камнями гребни, резные браслеты, медальоны, стихи, книги в бархатных переплетах. Я всегда была рада видеть Роберта Кэри, младшего брата Кэтрин; он был полной противоположностью своему вальяжному и сластолюбивому брату Джорджу. Приехал на праздники и сэр Генри Ли, мой отставной чемпион[43], в сопровождении моей бывшей фрейлины Анны Вавасур.
Она была все еще красива этой своей смуглой необузданной красотой. Когда мы с ними как-то столкнулись в библиотеке, она низко склонилась передо мной. Я сделала ей комплимент.
– Благодарю, ваше величество, – отвечала она, взглядывая на меня из-под длинных шелковистых ресниц, которые обрамляли голубые, точно октябрьское небо, глаза.
Ли стоял рядом с ней, готовый в любой миг прийти на помощь.
Мэри Фиттон, еще одна бывшая фрейлина из тех, что не знали отбою от кавалеров, тоже была здесь. Я случайно наткнулась на нее, когда она разглядывала выставку коронационных щитов на галерее. Хотя она стояла ко мне спиной, я узнала ее по черным волосам с каким-то фиолетовым отливом.
– Мистрис Фиттон, – произнесла я.
Она стремительно обернулась на звук моего голоса и тут же опустилась в глубоком реверансе.
– Встаньте, встаньте, – велела я. – Я рада вас видеть.
Двор ей пришлось покинуть из-за настойчивых домогательств женатого сэра Уильяма Ноллиса, точно Дафне, которая вынуждена была прибегнуть к крайним мерам, чтобы спастись от преследований Аполлона.
– А я еще больше рада вернуться, ваше величество.
– Вам ничто не грозит, – заверила я ее. – Кажется, Ноллис в последнее время нашел себе новую жертву.
Следующие несколько дней прошли в круговерти причесок, воротников, драгоценностей, музыки и пиров. Некоторые мужчины, насколько позволяли короткие зимние дни, охотились в полях за дворцом и возвращались только к вечеру, краснощекие и с обветрившимися губами. Наконец наступил Новый год, и мы все собрались во дворце на церемонию обмена подарками.
– Ну, какие цвета вы выберете сегодня? – спросила Филадельфия. – Помните, они задают тон на весь год вперед.
– Это всего лишь примета – как Новый год встретишь, так его и проведешь, – засмеялась я. – Сегодня я надену черное с белым и хочу, чтобы все дамы последовали моему примеру. Мы будем похожи на черные ветви деревьев на фоне снега и льда – для зимы самое то, что нужно.
Как и в каждый Новый год на протяжении последних сорока двух лет, я стояла и принимала подарки, затем отправляла дарителя за распиской, в обмен на которую он мог получить в сокровищнице ответный подарок от меня.
Очередь продвигалась без заминок. У меня была возможность перекинуться парой слов с каждым из дарителей, что имело больше смысла, чем те подарки, что они преподносили. Я тепло поприветствовала лорда Эджертона. Последний год службы
