Алексей Павлов - Казак Дикун
— Та новинка — не для рядовых казаков. Не скоро они ей обзаведутся.
И ему подумалось: «Мне‑то наверняка не растить этой пшеницы и даже простой буряк — не для меня. Землю могут дать, а обрабатывать ее нечем».
Непродолжительная, но капризная, с малым снегом, оттепелями, дождями, заморозками зима подходила к концу, когда Федора как гром поразило известие из Васю- ринской о едва не происшедшем несчастье в семье Кода- шей. Однажды Надия отправилась прополоскать выстиранное бельишко в реке Кубани одна, без подруг. И чуть не поплатилась за свою опрометчивость. Лишь только она приступила к своему занятию, как на нее накинулись двое горцев, таившихся в расщелине берегового откоса. К счастью, она успела громко закричать, позвать на помощь. Ее услышали, к урезу воды бросилось сразу несколько казаков. Злоумышленникам не удалось умыкнуть девушку, они ретировались восвояси на плоскодонной лодчонке, при- топленной у песчаной отмели.
Не успели васюринцы оправиться от шока в связи с попыткой умыкания Надии Кодаш, как их курень вновь постигло чрезвычайное происшествие. В ночь с 14 на 15 февраля, после нескольких дней крепких морозов, сковавших реку льдом, у полкового есаула Андрея Шульги со двора выкрали черкесы пару лучших лошадей и пару волов. Похитители во весь опор гнали животных к реке, столь же поспешно понукали их при переходе по непрочному льду. Один тяжеловесный вол провалился в полынью и утонул. С оставшимися тремя животными злоумышленники ударились в предгорье, к абадзехам. На этот раз под напором есаула Шульги вдогонку ворам с Васюринского кордона была отправлена группа казаков во главе с поручиком Максимом Кепликом. Находчивый и смелый офицер скомандовал своим подчиненным:
— По коням, за мной — в галоп!
Форсировав Кубань, через восемь верст черноморцы заскочили к черкесскому князьку, подвластные которого сотворили воровской налет. Решительная требовательность русского офицера о возврате украденных животных вогнала князька в уныние, он указал направление, по которому могли продолжить движение его соплеменники. В двадцати верстах они были настигнуты. Испугавшись погони, бросили лошадей и вола, Кеплик успешно завершил рейд, возвратил есаулу три головы скота. Но так заканчивались дела далеко не всегда. Во многих местах лихая шкода беспокойных соседей завершалась в их пользу.
Люди пахали, скородили землю, сеяли, пололи всходы. И Федор Дикун не сидел сложа руки. Наконец‑то его желание побывать на Тамани сбылось. Вместе с небольшой группой мастеровых казаков он отправился на достройку войсковой гавани в Бутазе для размещения гребной флотилии. Туда он приехал налегке — с ящичком и узелком, в которых помещались его плотницкие инструменты, рабочая и выходная одежда. Скромную денежную заначку держал при себе зашитой в накладном внутреннем кармане свитки. Оглядев с ног до головы прибывшего плотника, инженер Федор Данильченко, ответственный за ход всей стройки, с удовлетворением отметил:
— Видно, есть у тебя силенка, думаю, не обойден ты и сноровкой. Они здесь пригодятся. У нас начинается самый разгар строительства гавани. К осени она должна принять всю войсковую гребную флотилию.
На жительство его определили в общий барак, где он встретил немало знакомцев по Екатеринодару и Васюрин- ской. Его добросовестная работа и открытый характер сразу же завоевали ему симпатии начальства и рядовых строителей.
— Дикун не подведет, — говорили о нем.
Жизнь в войске продолжалась своим чередом. С мая началась косовица трав, их сушка на сено и скирдовка, по завершении весенней путины рыбаки хлопотали над копчением и вялением рыбы, наемные пастухи и подпаски нагуливали хозяйские табуны лошадей, отары овец и стада крупного рогатого скота на раздольных бескрайних пастбищах, зорко всматриваясь в горизонт: не появились бы какие‑нибудь лиходеи и не учинили бы зловредной порухи.
В далекую Польшу своему патрону Захарию Чепеге
управляющий его имением Яков Бойко 5 июня послал радужную депешу о том, что хлеба посеяно много и он весьма хорош величиною, гребля делается и млин строится, в спасовку хоть один камень да будет молоть. С протоцких рыбозаводов за прошлый год получил кроме долгов еще 300 рублей прибытка. Виноград, дескать, хорош, в наличии 152 улья пчел, в Кирпилях и в Екатеринодаре насчитывается 250 пар лошадей, 25 пар волов, 26 пар коров, более 300 овец. Началось строительство нового атаманского дома.
Как ни порадоваться такому приумножению богатства! Кошевой пока довольствовался сообщениями о том верных слуг, которые спроворили для него и распродажу большого недвижимого имущества в прежнем месте обитания — за Бугом. Зато Головатый, Котляревский, Кордовский и другие батьки могли лицезреть приращение своих кубанских и таманских капиталов в натуре.
Девственную степь, как в прошлое и позапрошлое лето, так и в нынешнее под охраной стрелков и пикинеров продолжали размерять землемеры, присланные из Симферополя под общим приглядом главного Симферопольского землеустроителя Василия Колчигина. Опять же интересы войсковой старшины соблюдались свято. Не без иронии Колчигин 19.06.1795 года извещал войскового судью А. Головатого: «Слава Богу, мы дошли до Кирпилей и все ваши хутора, даже до последнего, остались внутри границы вашей. Теперь направим пики уже на Челбасы с тем, чтобы козы были сыты и сено было цело».
Для разграничительного знака на стыке владений Черноморского войска, Кавказского наместничества и казачьего войска Донского в районе Ейского укрепления Головатый разрешил взять 25 тесаных камней из стен старой турецкой крепости, той самой, в которой провел позапрошлую зиму с двумя полками атаман Чепега. А потом состоялся и съезд представителей трех смежных территориальных совладельцев, зафиксировавший их соглашение по межеванию.
Решалась и задача разграничения крайних пределов Кавказского наместничества и войска верных казаков Черноморских на их стыке по реке Кубань. До недавних пор межевым отсчетом служил Изрядный источник. А по разъяснению графа П. Зубова к дарственному указу императрицы Екатерины II черноморцам предписывалось
отступить от рубежного пункта на шестнадцать верст. По мнению верхов, это балансировало земельную площадь черноморцев в установленных размерах и несколько сокращало протяженность охраняемой кордонной линии.
В субботу утром 16 июня депутаты заинтересованных сторон в соответствии с полученными указаниями направились по прямой вдоль берега Кубани. Отмерив по течению реки положенное число верст и двести саженей вправо от берегового спуска, в месте, где ныне стоит железнодорожный разъезд Редутский, они оказались рядом с высоким курганом, поросшим буйной зеленью. Взобравшись на его вершину и оглядев окрестную степь и чужую заку- банскую пойму, посланец Кавказского наместничества восхищенно воскликнул:
— Потрясающая красота!
А кто‑то из офицеров Черноморского войска заметил:
— И цена ей очень высокая.
Затем добавил:
— Вот здесь и надо ставить межевые столбы.
Такой столб гости привезли с собой, черноморцы —
не успели изготовить. Гостевой столб представлял собой шестиаршинный брус с гербом Кавказского наместничества. Солдаты охраны быстро отрыли глубокую яму и, поднатужившись, ловко опустили в нее межевой знак, накрепко утрамбовав вокруг него землю. От свежестру- ганного деревянного бруса далеко заструились отсветы яркого летнего солнца. Свой такой межевой знак черноморцы поставили чуть позднее.
Июнь истекал. Головатый торопил таманских начальников со строительством гавани своего имени, известив их о том, что в Бугаз через лесмейстера капитана Гелды- ша на указанные цели отпущены 4000 деревьев. По большей части — из лесосек дружественных черкесских князей. От капитана Данильченко он требовал немедленной присылки баркасов в Копыл для загрузки их строительными лесоматериалами. По поводу столь неуемной энергии войскового судьи Федор Дикун как‑то сказал друзьям:
— И не подумаешь, что ему за шестьдесят. Грузный дед, а носится, как ветер.
Накануне дня святых мучеников Бориса и Глеба — 25 июля Федор стал свидетелем торжественной отправки с Тамани в Екатеринодар водным путем особо чтимого груза — церковных колоколов, доставленных из Херсона для
водружения на войсковой церкви, построенной с его участием. На ней были временные, слабосильные колокола. А теперь церковь обретала могутный глас: в Екатеринодар по Черному морю, Керченскому проливу и реке Кубани доставлялось два колокола, один весом 440 пудов, другой — 120 пудов.
Эпопея отливки и доставки этих и других колоколов сама по себе составляла увлекательную историю. В ходе последней войны с турками суворовские армии и 12–ты- сячное войско черноморцев захватили у неприятеля немало трофеев, в том числе полевые и морские орудия. Два года назад, еще до переселения, войсковое правительство организовало доставку медных трофейных пушек общим весом 884 пуда из Березани в Херсон. Важное поручение выполнял один из самых уважаемых и опытных старшин Захарий Евстафьевич Сутыка со своими подчиненными старшинами и казаками. Из 16 пушек и одной мортиры требовалось отлить девять звонов. Дело осложнилось нехваткой олова. Его пришлось покупать в Харькове во время зимней ярмарки из расчета на пуд меди шесть фунтов олова. Препятствия были преодолены, и вот четыре колокола — два для Таманской и два для Екатеринодарской церквей — были изготовлены. На их опробовании присутствовал А. В. Суворов. Граф даже слезу смахнул со щеки:
