Алексей Павлов - Казак Дикун

— Хотя главная наша цель не достигнута, — делился он своими впечатлениями, — но нам все же обещано добрососедское покровительство.

Отдых после утомительной дороги и гостевание у черноморцев продолжались неделю, проводы гостей состоялись 4 января наступившего 1796 года.

— Всем екатеринодарцам направляться к Богоявленской переправе, — обходя улицы города, оповещали вестовые.

И к казарме Федора Дикуна припожаловал такой скороход. Продолжалось Рождество, срочных дел за молодым казаком не числилось, потому он охотно отправился вместе со всеми на берег Кубани. На ее противоположном берегу тоже прибывал народ, только иного рода — племени, заранее предупрежденный о времени приезда своего князя. День был хотя и зимний, но безморозный и мягкий. Под ногами у людей стлались посеревшие травы, на речном же берегу от их шагов исходило легкое шуршание песка и гальки.

Батыр — Гирей, Ахмет Калабатов, их уздени в сопровождении Головатого и его казачьего эскорта приблизились к реке, где к их переправе уже были подготовлены большие весельные лодки. Судья широким жестом пригласил гостей усаживаться в плавсредства, а затем дал команду своим сопровождающим:

— В лодки и — на тот берег.

Вскоре речная флотилия казаков с их почетными соседями причалила к бжедугскому берегу, а потом вся представительная группа прибывших двинулась к месту церемониальной встречи. На всем пути ее сопровождала музыка из серебряных и медных зурн, сопелок и трещоток.

Впереди в такт мелодиям выделывали грациозные плясовые движения три стройных молодых джигита. На лицах черкесских узденей и простолюдинов прочитывались добрые чувства к черноморцам. Среди бжедутской и хату- кайской знати выделялись князья Аслан — Гирей, Айтек и Баток Гаджиевы, мурза Давлет — Гирей, дворяне Заромк, Догуз Шеретлок и другие. По обычаю предков, они встретили Батыр — Гирея и высокого черноморского гостя поясным поклоном и прижатием правой руки к груди в области сердца. За их приветствием последовала речь Батыр- Гирея, а затем и слово Головатого. Развернув перед собой гербовый лист бумаги, войсковой судья приступил к зачтению текста документа и разъяснению его основных положений.

— Резолюция матушки — царицы и светлейшего князя Платона Зубова, — громко комментировал он, — состоит в том, что они готовы оказать все возможные милости хатукайскому и бжедугскому народам и их дворянству, если они будут дружественно, по — добрососедски относиться к черноморским казакам и всему русскому государству, не делать никаких набегов, удерживать от этого другие черкесские племена, сохранять на границе спокойствие и тишину.

Переводчик старательно воспроизводил смысл сказанного на черкесском языке. Содержание речи Головатого встретило единодушное одобрение. Когда он закончил говорить, краткое слово произнес Батыр — Гирей:

— Спасибо русской царице и князю, — заявил он, — за их понимание наших нужд. За прием, который мне был оказан в Санкт — Петербурге. Хатукайцы и бжедухи полны стремления жить с россиянами в постоянном мире и дружбе.

А потом, чуть понизив голос, добавил:

— Но за всех черкесов, к несчастью, мы поручиться не можем.

С противоположного берега Кубани хорошо просматривался весь церемониал встречи, но произносимых речей, конечно, екатеринодарцы расслышать не могли, доносились лишь отдельные обрывки фраз. Находясь рядом с одним из знакомых казаков, Федор Дикун заметил:

— На слух не воспринимается, а на глаз — все понятно.

В закубанской пойме еще долго продолжались музыка, танцы и джигитовка в честь гостей, даже застолье состоялось с запитием магарыча, в ходе которого князья и

мурзы обещали пресекать действия разбойных шаек и прежде всего враждебно настроенных абадзинцев, чей князь Юсуп плел бесконечные интриги против черноморцев, засылал шпионов в Грузию с целью выведывания, какую ей оказывают помощь русские войска в отражении агрессии Персии, готовил нападение на Медведовский, Каневской и другие казачьи курени. Анапское недреманное око Сеид — Мустафы — паши не спускало взора со своего верного сообщника и всячески вдохновляло его на неправое дело.

В персидском походе

«Нарядить… самых отборных молодцов с добрыми старшинами, объявив им, что они будут употребляемы для поисков на берегах персидских».

С осени 1795 года Федор Дикун выбыл из строительной команды и приступил к службе на Екатеринодар- ском меновом дворе. Дела тут велись сугубо хозяйственные, а отправление служебного долга носило чисто военный характер. Вооруженная охрана, как и на остальных двух меновых дворах войска, зорко следила за тем, чтобы при товарообмене между казаками и горскими племенами не возникало конфликтных ситуаций, соблюдался партнерский кодекс чести и не происходило никаких краж и хищений предметов обмена — товаров и продуктов питания, строго охранялись интересы той и другой сторон. Казаки в основном привозили на обмен соль, добытую в приазовских лиманах, а горцы — пшеничное и ячменное зерно, крупу, бурки, бешметы и другие рукодельные изделия.

Однажды, еще при заведовании меновым двором Сте

паном Шепелевым, сюда, на самый высокий береговой взлобок реки Кубани, рядом с Богоявленской пристанью, заглянул войсковой судья Антон Головатый. Он прошелся по аппарели с фальконетной установкой, осмотрел глинобитную халупу, громко именуемую казармой, вступил в разговор с казаками.

— Вас тут немного, всего восемнадцать человек, — внушительно стал он растолковывать своим слушателям значение их службы. — А делаете вы большое дело. Под вашим присмотром и охраной совершаются важные торговые операции, без которых войско жить не может.

И он далее назвал целый букет цифровых выкладок, сколько казаки меняют соли на пшеницу, рожь и просо, муку и мед, бурки, полсти и иное продовольствие и снаряжение, какой выигрыш получают черноморцы от экономических связей с закубанскими соседями.

Головатый гулко прокашлялся, затем спросил:

— Понятно, молодцы?

— Как есть понятно, — ответил дружный хор голосов.

Судью чем‑то привлек сочный, густой баритон, принадлежавший Дикуну, с полгода назад отпустившему шелковистые, в подкову усы и выглядевшему теперь постарше своих двадцати двух лет.

— Постой, постой, — вслух стал припоминать судья. — Да ты, кажись, Дикунов сын Федор?

— Он самый.

— Возмужал после Слободзеи, сразу и не узнать. Прямо‑таки орел молодой.

Головатый подошел поближе к Федору и, притронувшись к его груди, пояснил присутствующим:

— Отец его Иван против турок в моей волонтерской команде воевал. Храбрый был казак. Жаль, подкосила его насмерть острая неприятельская стрела из колчана.

А потом воинский и административный предводитель высказал предположение:

— В ближайшие дни возвратится с полками из похода в Польшу наш кошевой батько атаман Чепега. Не исключено, что тут же нам поступит распоряжение на какой- нибудь новый поход. И тогда, наверное, многим из вас доведется поучаствовать в новой экспедиции. Вы к этому готовы?

За всех ответил Дикун:

— С доброй целью — в любой час.

Предположение Головатого оказалось пророческим. Еще не ведая о том, удалось ли чепеговским орлам прибыть из Варшавы в Фанагорию, малость оклематься от изнурительного пешего перехода через весь запад и юг страны за подписью графа Платона Зубова из Санкт — Петербурга в адрес атамана последовала беспрекословная директива: отправить два пеших полка пятисотенного состава под командованием А. Головатого в Астрахань с дальнейшим их направлением в пределы персидских владений на западном берегу Каспийского моря для участия в пресечении разбойных действий персидского шаха Ага — Мо- хаммед — хана Коджара на территории Грузии, землях азербайджанцев и армян. Кровавый захватчик — изувер со сморщенной образиной евнуха Ага — Мохаммед — хан в сентябре 1795 года захватил Тбилиси, учинил там чудовищный погром и резню, увел в рабство около 22 тысяч человек. Это он, ничтожный пигмей, во время внутренней междоусобицы в Персии ослепил 20 тыс. пленных своих противников, приказав вырвать у них глаза и доставить ему для обозрения.

Верное Георгиевскому трактату от 1783 года русское правительство снарядило экспедиционный корпус для оказания помощи Грузии. Но его боевые действия намечалось развернуть не на просторах грузинского княжества, а на территории Персии и в ее прикаспийских ханствах, дабы вычленить их из состава мохаммедханских владений. Главные сухопутные и военно — морские силы русских войск сосредоточивались в Кизляре и Астрахани. Суровая необходимость позвала туда и черноморских казаков.