Зажги свечу - Мейв Бинчи
Элизабет рассказала ей, что на работе у Генри случилась неловкая и щекотливая сцена, когда он не получил ожидаемую прибавку к жалованью на Новый год. Генри устроил истерику и сделал то, на что там никто никогда не решался: публично проявил свое разочарование. Он совершенно вышел из себя и всех переполошил. Опасения Саймона на его счет оправдались.
– Я не знаю, что еще сказать, Генри. Я и так уже тебе максимально внятно объяснила, что у тебя, у меня и Эйлин, у нас всего достаточно. Мы более обеспечены, чем любой из наших знакомых, так почему ты продолжаешь говорить про дурацкую прибавку? Она совершенно не имеет значения.
– Для тебя не имеет, а для меня имеет! Чем я столько лет, черт возьми, занимался?! Ради чего пахал как лошадь и брал работу на дом? Кто тщательнее меня выполнял свою работу? Кто в офисе может честно сказать, что относился к своим обязанностям добросовестнее меня?
– Но дело же не в этом…
– Именно в этом! На этом построена вся система в нашей фирме. У нас награждают не за гениальность. Черт побери, Элизабет, мы не в американском кино про адвокатов, нам не дают премий и надбавок за эффектные выступления в суде! В нашей фирме, когда вся работа сделана хорошо и надежно, повышение получают все. По крайней мере все, кто честно выполнил свою часть работы…
– Генри, ты расстраиваешься из-за…
– Ну разумеется, я расстраиваюсь! Я не получил надбавку… Разве ты не понимаешь, что это значит?
– Да ничего не значит, не надо впадать в истерику. В прошлом году ты получил надбавку, хотя ничего особенного не сделал. В этом году не получил, и твоя работа тоже ничем особенным не отличалась. Ну и что теперь? Не нужны нам их деньги, нам и так хватает.
– Ты никогда не поймешь…
– Видимо, нет, но есть надежда, что пойму хоть что-то, если ты перестанешь орать.
– Я тебя только огорчаю… Мне лучше уйти.
– Милый, сегодня воскресенье и почти время ланча. Куда ты собрался идти?
– Ты ведь сама сказала, что я расстроен, слишком расстроен, нет смысла еще и тебя накручивать, и Эйлин.
– Я люблю тебя. Я очень тебя люблю и не хочу, чтобы ты уходил. Ты меня не расстраиваешь, и Эйлин тоже. Посмотри, она тебе улыбается… Давай-ка ты снимешь пальто? Пойдем, присядь… – Элизабет пошла за ним к двери; он нажал кнопку вызова лифта. – Генри, пожалуйста, оставайся! Поедим вместе. Ты ведь знаешь, когда ни один из нас не имел собственного дома, мы всегда мечтали, что так оно и будет, мы вдвоем и малышка, и можно есть на ланч, что нам захочется, а не то, что захочет кто-нибудь другой… – (Лифт поднимался вверх.) – Ты мне нужен, я не хочу, чтобы ты бродил по набережной и замерз до смерти, тогда я гораздо сильнее расстроюсь.
Генри вернулся и обнял ее:
– Ты вышла замуж за идиота!
– Нет, вовсе нет, я вышла замуж за любимого.
– Эйлин! – позвал он, и малышка выползла из гостиной. – Эйлин, твой отец круглый дурак, запомни это. Зато твоя мать настоящее сокровище!
Эйлин счастливо улыбнулась им обоим.
* * *
– Не устроить ли нам один день рождения на двоих? Этот будет последним, перед тем как нам стукнет по тридцать. – Нынче Эшлинг изучала свое лицо в зеркале в поисках морщин столь же внимательно, как когда-то в поисках прыщиков.
– Отличная идея! Я за. Мне любой предлог сгодится.
– Тогда отпразднуем у вас? Здесь места больше.
– Нет, у нас соседи, с ними сложно, да и лестница еще.
Эшлинг в изумлении уставилась на подругу, оторвавшись от зеркала.
– Эх! – вздохнула Элизабет. – С чего я подумала, что сумею обвести тебя вокруг пальца? Проблема в Генри. В последнее время он сильно нервничает. Думаю, вечеринка его только взбаламутит.
– Ладно, тогда устроим праздник здесь. Давай составим список гостей. Как обычно, Джонни, Саймон, Стефан, Анна и твой отец?
– Нет, бога ради, давай не будем приглашать отца! Мы ведь собираемся как следует повеселиться.
– Ты же говорила, что он стал гораздо лучше…
– Да, но развлекаться он не умеет, так что давай не будем.
– Хорошо. С Джонни снова живет его друг Ник.
– Тот самый Ник из туристического агентства?
– Да, он разводится. Говорит, его брак пошел псу под хвост. Он кажется довольно славным парнем. И я могу пригласить девушку из квартиры ниже, Джулию.
– А, да, помню.
– Да, ту самую, на которую облизывался Джонни. Что ж, если он на нее западет, то так тому и быть. Этому я научилась у тебя. Нет смысла пытаться спрятать от него конкуренток.
– Быстро ты усвоила урок.
– Просто я гораздо старше и печальнее, чем ты.
– Эшлинг, ты никогда не бываешь по-настоящему печальной, именно в этом твое очарование. Именно поэтому Джонни тебя так любит. Думаю, ты ему нравишься больше всех, с кем он встречался в жизни. Я никогда тебе этого не говорила, чтобы ты не подумала, будто я лезу не в свое дело, и чтобы не давать тебе ложной надежды. Но я же вижу, как он к тебе относится. Он внимательно тебя слушает и искренне хохочет. А еще он в восторге от твоей жизнерадостности… – (Эшлинг смутилась.) – Да, конечно, мои слова звучат несколько витиевато, но я знаю, о чем говорю. Со мной все было по-другому. Я была слишком юной и глупой, но годами носила маску великой независимости. Полагаю, Джонни восхищался моей отвагой, но с тобой все не так. Мне кажется, он не уйдет от тебя…
Эшлинг встала и потянулась, широко раскинув руки:
– Ух ты! Ничего лучше в жизни не слышала! Я ни на секунду не могу быть уверена в нем. Может быть, только поэтому он и кажется таким важным? Просто потому, что в нем невозможно быть уверенным.
– Не думаю, что только поэтому. В нем действительно есть что-то особенное. Если бы он был глупой пустышкой, то вряд ли по нему вздыхала бы половина женщин планеты.
– Это точно! Учитывая то, что ты мне сказала, мы, пожалуй, вычеркнем Джулию из списка гостей. Зачем приглашать ее подниматься на два этажа, чтобы Джонни Стоун разбил ей сердце, если мы с тобой знаем, что ей все равно ничего не светит?
* * *
Этель Мюррей целый час просидела
