Последняя война Российской империи - Сергей Эдуардович Цветков
В конце концов Ленин и его оппоненты сошлись на том, что программа Троцкого является приемлемым для всех компромиссом. Троцкий вернулся за стол переговоров, облеченный как партийным, так и государственным доверием. «В Брест-Литовск я уехал в последний раз с совершенно определенным решением партии: договора не подписывать», – утверждал он впоследствии. Третий Всероссийский съезд рабочих, солдатских и крестьянских депутатов также одобрил его формулу: «Войны не вести, мира не подписывать».
Позиция Троцкого держалась на уверенности в том, что немцы не пойдут на возобновление военных действий. Определенные основания для этого действительно были. Когда вечером 10 февраля, в ответ на ультимативное требование германской делегации принять предложенные ею параграфы сепаратного договора Троцкий заявил о разрыве переговоров: «Мы выходим из войны, но вынуждены отказаться от подписания мирного договора», – в зале заседаний воцарилось молчание. «Смущение было всеобщее», – вспоминает Гофман. В тот же вечер между дипломатами Центральных держав состоялось совещание, на котором Кюльман подверг критике предложение Гофмана о продолжении войны с русскими – как «совершенно неприемлемое». «Мы можем, – говорил Кюльман, – при удачном стечении обстоятельств… в течение нескольких месяцев продвинуться до окрестностей Петербурга. Однако я думаю, что это ничего не даст. Ничто не помешает тому, чтобы [новое] революционное правительство, которое, может быть, сменит к тому времени большевиков, переместилось в другой город или даже за Урал… При столь огромных размерах России мы можем очень долго вести кампанию против нее… но при этом не добьемся своей цели, т. е. не усадим людей за стол переговоров и не заставим их подписать договор. Степень военного давления, которая воздействует на людей, т.е. максимальная степень… уже достигнута. Дальнейшая война не имеет какой-либо более высокой цели, чем простое уничтожение военных сил противника… Война не может быть признана пригодным средством для того, чтобы достичь желаемого нами подписания мирного договора».
Выслушав доводы Кюльмана, дипломаты Германии и Австро-Венгрии, Турции и Болгарии единогласно заявили, что принимают предложение Троцкого. Австрийская делегация даже поспешила телеграфировать в Вену, что «мир с Россией уже заключен».
Троцкий посчитал себя победителем и, отдав распоряжение приступить к демобилизации, покинул Брест-Литовск.
Ошибка Троцкого заключалась в его нежелании считаться с тем фактом, что реальная власть в Германии принадлежала военным, а не дипломатам. 13 февраля на состоявшемся в Гамбурге Коронном совете под председательством кайзера было решено продолжать военные действия против России. Спустя пять дней немцы перешли в наступление и в течение недели заняли ряд городов в Белоруссии, Прибалтике и на Украине – Двинск, Минск, Полоцк, Оршу, Борисов, Вольмар, Венден, Ревель, Киев и др. В ночь на 24-е февраля были захвачены Псков и Юрьев. Темпы продвижения германских войск – 30—50 км в день, по словам Гофмана, «впечатляли даже военных». Сопротивление было минимальным, так что немцам для захвата почти всех перечисленных городов хватало немногочисленных отрядов, сформированных из добровольцев. «Мне еще не доводилось видеть такой нелепой войны, – признавался Гофман. – Мы вели ее практически на поездах и автомобилях. Сажаешь на поезд горстку пехоты с пулеметами и одной пушкой и едешь до следующей станции. Берешь вокзал, арестовываешь большевиков, сажаешь на поезд еще солдат и едешь дальше». Так, Двинск был взят немецким отрядом, не превышавшим ста человек. Псков сдался нескольким десяткам немецких мотоциклистов. В Режице сил германского отряда не достало на то, чтобы занять телеграф, который работал еще целые сутки.
Попытки организовать оборону Петрограда позорно провалились. Солдатские собрания частей Петроградского гарнизона принимали грозные резолюции «стоять насмерть» – и расходились по своим казармам, отказываясь грузиться в эшелоны. Мобилизация столичных рабочих дала всего лишь 10 000 желающих записаться в Красную армию. Образованная часть русского общества просто растерялась, не зная, что делать. «Большевизм, – записал в дневнике историк Юрий Готье, – настолько дик и тяжел, что даже владычество бронированного немецкого кулака кажется меньшим злом, чем разгул русских горилл… Ужасно, если придут немцы; ужасно, если останутся большевики».
В статье «Тяжелый, но необходимый урок», опубликованной в «Правде» 25 февраля, Ленин характеризовал ситуацию тех дней в следующих словах: «Мучительно-позорные сообщения об отказе полков сохранять позиции, об отказе защищать даже нарвскую линию, о невыполнении приказа уничтожить все и вся при отступлении; не говорим уже о бегстве, хаосе, безрукости, беспомощности, разгильдяйстве… В Советской республике нет армии». Запоздалое прозрение.
23 февраля Германия предъявила советскому правительству ультиматум, значительно расширявший список ранее выдвинутых требований. Ознакомление с этим документом вызвало фактический раскол в рядах большевистской партии и в советском правительстве. На заседании Центрального Исполнительного Комитета в ночь на 24 февраля Ленину с величайшим трудом удалось провести резолюцию, одобрявшую подписание мира: за проголосовали 116 человек, против – 85, 26 – воздержались. Но даже после этого никто не желал оказаться в числе тех, чьи подписи должны будут скрепить «похабный мир». Троцкий благоразумно подал в отставку с поста наркома иностранных дел. После долгих уговоров войти в историю с позорным клеймом капитулянтов согласились член ЦК Григорий Яковлевич Сокольников, заместитель наркома иностранных дел Георгий Васильевич Чичерин и нарком внутренних дел Григорий Иванович Петровский. В ночь на 25 февраля наспех сформированная советская делегация выехала в Брест-Литовск.
Если до сих пор сторонники подписания «похабного мира» еще могли утешать себя тем, что им предстояло отдать только то, что и без того уже было потеряно, то по прибытии в Брест выяснилось, что немцы добавили в список ожидаемых от России уступок передачу Турции Карса, Ардагана и Батума, которые в течение всей войны не видели в своих стенах турецких войск. Спорить не приходилось. Гофман дал понять, что не примет никаких возражений. На обдумывание ультиматума Германия отвела советской делегации три дня.
3 марта в пять часов дня в Белом дворце Брестской крепости состоялось официальное подписание мирного соглашения между Советской Россией и странами, входящими в блок Центральных держав. Это был первый в истории дипломатический договор, заключенный перед кинокамерами.
От России отторгались территории общей площадью в 780 тыс. кв. км, на которых
