Мастер сахарного дела - Майте Уседа
Пока эпидемия занимала на корабле все новые позиции, пока на палубах царил страх заразиться, а запах антисептика заполонял каждый угол, до смерти волновавшаяся за здоровье доньи Аны Баси слонялась у входа в столовую, закутавшись в толстое шерстяное одеяло. Вопреки внешней слабости она ощущала в себе необузданную силу. По правде говоря, такой живой и способной на все она не чувствовала себя никогда. Много лет назад, когда она отлеживалась от очередной хвори, донья Ана сказала ей: «Стоит тебе достать весь скопившийся внутри гнев, как тебе сразу полегчает, потому как душевные надрывы ослабляют плоть. Тебе бы прокричаться, поколотить кулаками кровать, сказать стене все, что ты думаешь о своем муже. Тебя убивает твоя сдержанность». Как же она была права, думала Баси: одной мысли о встрече, о расплате с Диего было достаточно, чтобы она почувствовала в себе удивительную стойкость духа.
Она никогда прежде не задумывалась о смерти, настигавшей людей в открытом море: всходить на корабль она и не собиралась. Она представляла, как покойников оборачивали в саваны и, оставив их в специально отведенном для подобных случаев месте, довозили до берега, чтобы похоронить их по христианским обычаям. И каково же было ее изумление, когда она увидела, как после короткой молитвы духовника окропленных каплей святой воды мертвецов сбрасывали за борт.
Как-то раз донья Ана упоминала о каменной усыпальнице ее семьи, находившейся на местном кладбище. На самом видном куполе возвышалась невероятной красоты статуя Божьего посланника архангела Гавриила: высеченный из белого мрамора, он трубит на Небесах, возвещая о начале Страшного суда. В этой усыпальнице покоились все ее близкие и родные: ее мать с отцом и сын, умерший вскоре после рождения. А когда придет время, она хотела, чтобы ее похоронили рядом с ними.
«Вся семья вместе, Баси, навеки вечные. Так и должно быть».
Эти слова заставили Баси караулить у входа в столовую и при первой же возможности туда заскочить. Всякий раз, когда какой-нибудь матрос отворял дверь, до нее небольшими порциями доносился стойкий запах антисептика. А чтобы попасть внутрь, всего-то и потребовалось, что дождаться удобного случая, когда матросы на мгновение отвлеклись. Пол был усеян бессчетными подстилками, и почти на всех лежали больные. На нее обрушились кашель, стоны и мольбы позвать доктора со священником. Одетый в рясу отец Мигель стоял, склонившись над каким-то сеньором, целовавшим деревянное распятие у него в руке.
Ноги у Баси подкосились, как случалось всякий раз, когда она чувствовала рядом смерть. Она ощутила зарождавшийся в животе знакомый страх; беспокойство давало о себе знать сжимавшими грудь тисками и, достигнув горла, впивалось в него звериными когтями, перекрывая дыхание.
Обойдя всю залу, она нашла донью Ану недалеко от входа, во втором ряду уложенных на полу больных. Мар тогда хлопотала над мальчиком на соседней подстилке. Сидя на коленях, она протирала ему лицо тряпицей, смоченной в наполненном водой тазу. Там же сидели и Паулина с Росалией, которые на фоне остальных выглядели заметно лучше.
Баси подошла ближе. Донья Ана была в сознании, вся в поту и тяжело дышала. К горлу тут же поступила тревога, но Баси сумела ей улыбнуться.
– Баси… – только и смогла прохрипеть донья Ана.
Баси поспешила взять ее за руку.
Услышав голос матери, Мар, не вставая с места, оглянулась. Но при виде Баси она тут же развернулась к ней всем телом.
– Господи, Баси. Ты что здесь делаешь?
– Не прогоняйте меня, сеньорита: мне там, снаружи, без дела сидеть невыносимо.
– Но ты же заболеешь.
– Да знаю, вот только жить, постоянно трясясь за здоровье, тоже невмоготу. Уж сколько раз я была при смерти – отцу вашему хорошо известно. И раз я до сих пор здесь, значит, Господь уготовил мне другой путь. Я хочу остаться… помочь, чем могу. Исполню все, что вы с доктором прикажете. С места не сдвинусь, но уйти – не уйду. Тут столько больных – и всем нужна помощь. А я в это время как раз с вашей матушкой посижу.
Подняв глаза, она увидела доктора Хустино. Тот смотрел на нее подбоченившись и в знак неодобрения, как обычно, качал головой. Но Баси была тверда в своем намерении и отступать не собиралась.
Найдя себе место возле сеньоры, Баси постелила на полу одеяло. Донья Ана хотела ей что-то сказать, но из-за боли в горле не могла, и навещавший ее при каждой возможности доктор Хустино советовал ей не тратить силы и отдыхать.
Пара матросов меняли воду в тазах и белье на подстилках и расставляли по зале тарелки с антисептиком. Мар всякий раз выходила за глотком свежего воздуха, когда сил терпеть эту скверную обстановку, сдавливавшую грудь, больше не оставалось. Главная палуба была полна народа: сидевшие на деревянных рейках пассажиры укрывались от гулявшего по кораблю ветра одеялами. Боясь заразиться, они перебрались из кубрика на открытый воздух.
Той ночью доктор Хустино сказал ей, что если закупорка дыхательных путей продолжится, то на рассвете он проведет донье Ане трахеотомию. При этих словах его лицо исказилось, словно его до смерти перепугали, и на нем застыло выражение ужаса.
Рано утром, измотанная несколькими бессонными ночами, Баси, пользуясь выдавшимся мгновением спокойствия, когда донья Ана, не мучимая приступом кашля, казалось, мирно отдыхала, улеглась на разложенное на полу одеяло. Она была так утомлена, что не слышала ни стонов больных, ни шума, вызванного суетой доктора Хустино, ни матросов, выносивших ведра с всевозможными человеческими выделениями. Тогда-то донья Ана, пыша жаром и с трудом дыша, очнулась и увидела ее рядом с собой. Несмотря на тяжелое состояние, она словно бы прозрела. Протянув руку, она заботливо поправила Баси сползшее на пол покрывало. Затем повернула голову к покоившемуся рядом
