Последняя война Российской империи - Сергей Эдуардович Цветков
Советское правительство, со своей стороны, попыталось обеспечить лояльность Ставки. 9 ноября Ленин связался с Духониным по прямому проводу. Разговор длился два с половиной часа и закончился категорическим отказом начальника штаба Ставки подчиниться Совету Народных Комиссаров. Совнарком немедленно объявил Духонина смещенным со своего поста, с тем, однако, чтобы он продолжил службу до тех пор, пока в Ставку не прибудет его заместитель, большевик прапорщик Николай Васильевич Крыленко, назначенный наркомом по военным делам и Верховным главнокомандующим.
В тот же день Ленин от имени Совета Народных Комиссаров по радиотелеграфу обратился к солдатам действующей армии с воззванием:
«Солдаты, дело мира в ваших руках, вы не дадите контрреволюционным генералам сорвать великое дело мира, вы окружите их стражей, чтобы избежать недостойных революционной армии самосудов и помешать этим генералам уклониться от ожидающего их суда. Вы сохраните строжайший революционный и военный порядок. Пусть полки, стоящие на позициях, выбирают тотчас уполномоченных для формального вступления в переговоры о перемирии с неприятелем. Совет Народных Комиссаров дает вам право на это. О каждом шаге переговоров извещайте нас всеми способами; подписать окончательный договор о перемирии может только Совет Народных Комиссаров. Солдаты, дело мира в ваших руках; бдительность, выдержка, энергия, дело мира победит».
Воздействие этого воззвания на солдатские массы было велико. По сути, оно поставило точку в развале русской армии. Командир XIV армейского корпуса 5-й армии Северного фронта генерал Алексей Павлович Будберг записал в своем дневнике 10 ноября: «Новое правительство товарища Ленина разразилось декретом о немедленном мире, в другой обстановке над этим можно было бы только смеяться, но сейчас это гениальный ход для привлечения солдатских масс на свою сторону; я видел это по настроению в нескольких полках, которые сегодня объехал; телеграмма Ленина о немедленном перемирии на 3 месяца, а затем мире, произвела всюду колоссальное впечатление и вызвала бурную радость. Теперь у нас выбиты последние шансы на спасение фронта».
За день до ленинской телеграммы, 8 ноября, на реке Березине полковник Щепетильников повел свой 681-й пеxотный Алтайский полк на немецкие позиции и захватил последние трофеи русской армии на Восточном фронте – 200 пленных и две пушки (из числа доставшихся неприятелю в Новогеоргиевске в дни Великого отступления).
Духонин объявил, что не подчиняется приказу Совнаркома, а по поводу ленинского обращения к солдатам заметил, что «этого рода действия исключают всякое понятие о государственности и обозначают совершенно определенно анархию и могут быть на руку не русскому народу, – комиссарами которого себя именуют большевики, а, конечно, только Вильгельму». Пытаясь противодействовать большевистской пропаганде, он 12 ноября направил в войска телеграмму с призывом оставаться в копах и держать фронт. «Дайте время русской демократии сформировать власть и правительство, – убеждал солдат Духонин, – и она даст нам немедленный мир совместно с союзниками».
На более действенные меры начальник штаба Ставки не решился. Впрочем, таковые едва ли были возможны в обстановке всеобщего развала. Утром 19 ноября, накануне приезда Крыленко, Духонин отдал свое последнее распоряжение – об освобождении Корнилова и других генералов, арестованных по делу о мятеже. Он сознавал, что этим распоряжением подписал себе смертный приговор. Но бежать вместе с освобожденными офицерами отказался, выбрав путь жертвенной верности долгу. Деникин записал его слова:
– Я имел и имею тысячи возможностей скрыться. Но я этого не сделаю. Я знаю, что меня арестует Крыленко, а, может быть, меня даже расстреляют. Но это смерть солдатская.
Как оказалось, собственная смерть виделась Духонину в слишком радужном виде.
На другой день, 20 ноября, в Могилев прибыл поезд нового Верховного главнокомандующего, назначенного Совнаркомом. Арестованный Духонин был доставлен в штабной вагон Крыленко и тем же вечером зверски убит озлобленной толпой солдат и матросов. Известный деятель партии эсеров Александр Аркадьевич Дикгоф-Деренталь со слов очевидца описал его смерть следующим образом:
«Поезд с Духониным, очевидно, намеренно не только не отправляли, но даже перевели на запасный путь. Вагон, в котором сидел Верховный главнокомандующий, стоял прямо перед выходными дверями на платформу. Сперва на него никто даже не обращал внимание. Потом стали появляться разные личности. Они, остановившись перед вагоном, показывали на него пальцами, собирали вокруг толпу солдат и матросов. Постепенно толпа разрослась. Уже слышались крики:
– Ладно… Чего там… Не выпущай его… Небось в Питере-то его не засудят… Самим надо… Воевать хотел… Вот мы ему покажем…
Никаких мер против толпы не предпринималось. Наконец, кто-то догадался вызвать по телефону из Могилева нового «Верховного». Крыленко приехал на автомобиле, бледный, с трясущимися губами и растерянный. При виде орущей перед вагоном Духонина толпы он окончательно растерялся. Сперва он пытался произнести речь. Его никто не слушал.
– Давай сюда Духонина… – ревели вокруг сотни голосов.
Крыленко вошел в вагон. Через минуту он появился на площадке вместе с Духониным. Генерал стоял над беснующейся перед ним толпой выпрямившись, бесстрашный и неподвижный. На один момент его гордое появление произвело эффект. Крики стали затихать. В толпе произошло замешательство. Этим моментом воспользовался Крыленко. Он опять стал что-то выкрикивать насчет «суда народа», отправки в революционный Петроград виновников продолжения войны и т.д. В толпе снова начались отдельные крики и возгласы:
– Ладно… Заливай глаза… Слыхали… Навались, товарищи… Чего там смотреть…
Постепенно эти крики перешли в сплошной звериный вой. Духонин по-прежнему стоял неподвижно с Георгиевским крестом на груди. Рядом тщетно пытался перекричать толпу, махая руками, растерянный, маленький Крыленко. Наконец, он внезапно повернулся к генералу Духонину и, прокричав что-то, чего нельзя было разобрать в общем шуме и реве вокруг, сорвал с плеч Духонина погоны… В этот момент один матрос вскочил на площадку вагона и выстрелил в упор в Духонина. Тот, медленно покачнувшись, упал с площадки на платформу. Толпа на него навалилась. Закрыв лицо руками, Крыленко убежал в вагон… Через несколько минут растерзанный до неузнаваемости труп бывшего Главнокомандующего валялся на платформе. С него содрали сапоги, раздели его до белья. Толпа глумилась и издевалась над трупом. Его прислонили к вагону. Совали в мертвый рот папироску с гоготаньем:
– Духонин… Покури…»
Железнодорожники мне после рассказывали: труп генерала Духонина матросы и солдаты не позволяли взять для похорон в течение нескольких дней. Когда приходили из Петрограда эшелоны, бывшие на Могилевском вокзале им кричали:
– Уже… Уже… – и вели им показывать труп, который лежал на одном из запасных путей. И там снова повторялось прежнее издевательство и глумление…».
Несколько иначе дело представлено в дневнике служившего при Ставке юрисконсульта
