Последняя война Российской империи - Сергей Эдуардович Цветков
Кучка людей в офицерских погонах, оставшаяся верной долгу, из последних сил продолжала держать огромный Восточный фронт, не допуская его окончательного развала. Они сидели в окопах, пока их подчиненные митинговали в тылу. Виктор Шкловский (бывший в то время комиссаром 8-й армии) вспоминал: «Бывало и так, что австрийские полки выбивались одними нашими офицерами, телефонистами и саперами. Врачи ходили резать проволоку, а части не поддерживали».
Нижние чины требовали мира – любой ценой и на любых условиях. Военно-политический отдел Ставки сообщал (отчет за 28—30 октября): «Общее настроение в армии продолжает быть напряженным, нервно-выжидательным… Главными мотивами, определяющими настроение солдатских масс, по-прежнему является неудержимая жажда мира, стихийное стремление в тыл, желание поскорее прийти к какой-либо развязке… В этом отношении особенно характерный отзыв дает командир 12-й армии, который говорит, что армия представляет собой «огромную, усталую, плохо одетую и плохо прокармливающуюся, озлобленную толпу людей, объединенных жаждой мира и всеобщим разочарованием». Такая характеристика без особой натяжки может быть применена ко всему фронту вообще…».
Отдельные представители армейского командования предлагали перевести армию на добровольческие начала для сохранения ее боеспособности. Комиссар Северного фронта Станкевич призывал установить в добровольческих частях высокие оклады, равные заработкам рабочего в тылу, и выдавать денежные награды за трофеи: за каждого взятого пленного – 1000 рублей, за каждую неприятельскую винтовку – 500 рублей и т. д. Предварительные подсчеты, основанные на опросах в дивизиях, показывали, что таким образом во всей русской армии должно набраться не меньше миллиона бойцов, готовых продолжить сопротивление. Однако Ставка отвергла эти планы, найдя, что добровольческие отряды являются «нарушением армейской организации», а денежные премии «не соответствуют началам воинской этики».
После ареста генерала Корнилова в германском Генштабе вполне резонно сочли, что русская армия, возглавляемая бывшим присяжным поверенным[186], больше не является реальной боевой силой. По приказу Гинденбурга командование Восточного фронта начало готовить к переброске во Францию 25 дивизий и каждое четвертое орудие в артиллерийских батареях. Но предварительно немцы укрепили свои позиции в Прибалтике, окончательно отбросив русские войска за Двину с Якобштадтского плацдарма (21 сентября) и захватив Моонзундские острова, запиравшие вход в Рижский и Финский заливы (12—20 октября). Сопротивление русских войск и флота, за редким исключением, носило символический характер, в распоряжениях командования Северного фронта военный историк Зайончковский не обнаружил «ни идеи, ни руководства, ни смысла». Фактически немцы проводили операцию против обозначенного противника[187]. Основные потери русских составляли пленные – 20 130 человек. В морском бою 17 октября затонул линейный корабль «Слава». У немцев на минах подорвалось несколько эсминцев, а потери убитыми не превышали 400 человек.
Социал-демократическая печать в России приветствовала новые поражения «буржуазного правительства» Керенского. Меньшевистская «Искра» в день занятия немецким десантом острова Эзеля напечатала статью «Привет германскому флоту!».
Со сдачей Моонзундских островов участие России в Великой войне фактически завершилось. В 20-х числах октября на всем Восточном фронте от Балтики до Черного моря воцарилась тишина. Оставалось лишь решить вопрос, кто именно официально оформит выход России из войны.
Германия делала ставку на большевиков. Статс-секретарь (министр) иностранных дел Рихард фон Кюльман 12 октября информировал Верховное главнокомандование: «Военным операциям на Восточном фронте, подготовленным в большом масштабе и выполненным с успехом, сильно помогает интенсивная подрывная деятельность внутри России, организованная Министерством иностранных дел. Мы заинтересованы, в первую очередь, в возможно большем развитии националистических и сепаратистских устремлений и поддержке революционных элементов. Мы занимаемся этим уже довольно долгое время в полном соответствии с указаниями политотдела Генштаба в Берлине (капитан фон Хюльзен). Наша совместная работа принесла ощутимые плоды. Без нашей постоянной поддержки большевистское движение никогда не смогло бы достигнуть такого размаха и влияния, какое оно сейчас имеет. Все говорит за то, что это движение будет расти и дальше, так же, как и финское и украинское сепаратистские движения».
Он ни в чем не ошибся.
В середине октября Ленин нелегально вернулся из Финляндии в Петроград. В его активе был только ряд статей, которые ныне считаются классическим руководством по захвату власти. На заседаниях ЦК партии 13 и 29 октября, при помощи Троцкого, Ленин добился принятия резолюции о вооруженном восстании. Зиновьев пытался возражать: «Говорят: за нас большинство народа в России, за нас большинство международного пролетариата. Увы! – ни то, ни другое не верно, и в этом все дело».
С ним было согласно большинство большевистских вождей[188], поэтому с 20 октября ЦК фактически не допускал Ленина в Смольный. Ленин появился там без предварительного согласования вечером 27-го. С этого момента его энергия и воля становятся основным двигателем революции. Ленин оказался прав в главном – власть валялась на мостовой, защищать Временное правительство никто не хотел. Это понимали и в Зимнем дворце. Военный министр Александр Иванович Верховский на заседании Временного правительства 1 ноября предупреждал: «Народ не понимает, за что воюет, за что его заставляют нести голод, лишения, идти на смерть. В самом Петрограде ни одна рука не вступится на защиту Временного правительства, а эшелоны, вытребованные с фронта, перейдут на сторону большевиков».
Действительно, из вызванных 5 ноября в Петроград частей прибыли только небольшие отряды юнкеров из Петергофа, Ораниенбаума и Гатчины, а также женский ударный батальон из Левашово[189]. Охранявшие Зимний дворец солдаты самокатного батальона днем 5 ноября снялись с караула, заявив, что «далее нести охрану дворца не будут».
Накануне выступления большевики опирались на часть экипажа крейсера «Аврора»[190], немногочисленные команды шести кораблей, прибывших из Кронштадта, вооруженные отряды красногвардейцев, части Петроградского гарнизона, а также на прибывший из Гельсингфорса отряд финских сепаратистов.
6 ноября эти силы установили контроль над большей частью Петрограда, а в ночь на 7-е захватили Зимний дворец и арестовали членов Временного правительства. Керенский еще утром 6 ноября бежал из города.
В последующие дни новая власть издала ряд громогласных декретов, в том числе «Декрет о мире», содержавший предложение прекратить военные действия и немедленно начать переговоры о демократическом мире без аннексий и контрибуций на основе безусловной реализации принципа самоопределения наций. Французскому послу и другим дипломатическим представителям союзных держав в Петрограде были направлены соответствующие обращения.
Руководство стран Антанты проигнорировало эти мирные инициативы на том основании, что советское правительство (Совет Народных Комиссаров) незаконно. Союзники желали говорить только с начальником штаба Ставки генералом Духониным, которому был заявлен
