Последняя война Российской империи - Сергей Эдуардович Цветков
Гофман кратко отметил 23 июля в дневнике: «Дела идут лучше, чем мы даже ожидали. Вся русская армия до самых Карпат отступает».
За четыре дня повального бегства противнику были отданы все плоды четырех месяцев летней кампании 1916 года.
Чтобы спасти положение, Корнилов предпринял ряд решительных мер. Всякие митинги в зоне боевых действий были воспрещены. 25 июля он при поддержке Брусилова добился от Временного правительства указа о восстановлении смертной казни на фронте. Направленные в тыл батальоны смерти ловили и расстреливали бунтовщиков, мародеров, дезертиров. В районе Волочиска за одну только ночь было задержано около 12 000 бежавших с фронта бойцов. На трупы расстрелянных клали таблички с надписью: «Изменники Родине».
Благодаря этим мерам бегство удалось превратить в отступление, хотя и беспорядочное. Отдельные русские части начали огрызаться, прикрывая своим героизмом толпы беглецов. 24 июля на подступах к Тернополю русская гвардия в последний раз сломила прусскую. Гвардейская Петровская бригада потеряла за этот день 80% офицерского состава.
И все равно, полностью вернуть армии боеспособность не получилось. Закрепиться на позиции было невозможно из-за того, что солдаты упорно отказывались рыть окопы, предпочитая нести потери от огня.
25 июля немцы заняли Тарнополь. В последующие два дня русская армия оставила последние клочки галицкой земли и отошла за линию государственной границы, проходившую по реке Збруч. Только здесь, в восьмидневном сражении, русские войска смогли, наконец, остановить продвижение противника.
Потери Юго-западного фронта за весь месяц боевых действий составили около 100 000 человек (40 000 из них – пленными). Ударные батальоны и другие боеспособные части лишились лучших бойцов. Противник потерял 80 000 солдат и офицеров, в том числе 36 000 взятыми в плен.
Несогласованность в действиях русских войск привела к тому, что остальные фронты начали наступление только тогда, когда Юго-Западный фронт уже был близок к крушению. В результате, как отметил Людендорф, на Востоке «не было общего удара, как осенью 1916 года, а было движение врознь, и мы, действуя по внутренним линиям, смогли отбить и справиться с каждым противником в отдельности».
Наступление на Северном фронте полностью провалилось в первый же день. Командующий армиями Северного фронта докладывал в Ставку: «…Только две дивизии из шести были способны для операции. Из остальных же 36-я дивизия, взявшая две линии неприятельских окопов и шедшая на третью, повернула обратно под влиянием панических окриков сзади. 182-я дивизия загонялась в плацдармы оружием; когда же по частям дивизии был открыт артиллерийский огонь, то они начали беспорядочную стрельбу по своим. Из 120-й дивизии в атаку пошел только один батальон. Нейшлотский полк (22-й дивизии) не только не хотел сам наступать, но препятствовал и другим, арестовывая походные кухни частей боевой линии».
Однако и там нашлись герои, спасшие честь русского оружия, – вроде «Ревельского ударного батальона смерти», сформированного из моряков-добровольцев. Газета «Биржевые ведомости» от 31 июля сообщала: «Получив задачу прорвать две линии окопов, батальон прорвал четыре линии. Желая закрепить захваченное, батальон попросил поддержки, но вместо поддержки батальон был обстрелян своими же. Под двойным огнем батальон начал отход на первоначальные позиции. Потери были громадны: из 300 моряков, входивших в состав батальона, не ранено всего 15 человек. Три офицера: подпоручик Симаков, мичман Орлов, мичман Зубков, – не желая отступать, застрелились. Командир батальона штабс-капитан Егоров скончался от полученных им 13 ран».
Женский батальон смерти 525-го Кюрюк-Дарьинского пехотного полка, состоявший из 170 женщин-добровольцев[180], выбил из окопов прусский ландвер и за двое суток отразил 14 атак противника.
Командующий Западного фронта генерал Деникин на совещании в Ставке 29 июля нарисовал следующую картину наступления, предпринятую подчиненными ему войсками:
«Никогда еще мне не приходилось драться при таком перевесе в числе штыков и материальных средств. Никогда еще обстановка не сулила таких блестящих перспектив. На 19-верстном фронте у меня было 184 батальона против 29 вражеских; 900 орудий против 300 немецких; 138 моих батальонов введены были в бой против перволинейных 17 немецких…
В течение трех дней наша артиллерия разгромила вражеские окопы, произвела в них невероятные разрушения, нанесла немцам тяжелые потери и расчистила путь своей пехоте. Почти вся первая полоса была прорвана, наши цепи побывали на вражеских батареях. Прорыв обещал разрастись в большую, так долгожданную победу…»
И вдруг все пошло прахом. Из корпусных штабов доносили об огромной утечке солдат, самовольно оставлявших позиции: «Солдаты, усталые, изнервничавшиеся, не привыкшие к боям и грохоту орудий после стольких месяцев затишья, бездеятельности, братания и митингов, толпами покидали окопы, бросая пулеметы, оружие и уходили в тыл… Трусость и недисциплинированность некоторых частей дошла до того, что начальствующие лица вынуждены были просить нашу артиллерию не стрелять, так как стрельба своих орудий вызывала панику среди солдат».
Среди раненых, поступивших к вечеру в госпитали, не менее 30 % составляли лица с повреждениями пальцев и кисти руки, то есть совершившие самострел.
Русские войска, находившиеся в Румынии, в силу своей удаленности от Петрограда меньше других были затронуты разложением. Однако и там добиться большого успеха не удалось – быстротечные атаки закончились возвращением в свои окопы. После отражения наступления армий Румынского фронта австро-германские войска сами попытались нанести ответный удар, но достигли только местных успехов. К концу августа бои в Румынии затихли и больше уже не возобновлялись до самого конца войны[181].
Так бесславно закончилось второе «Брусиловское наступление» русской армии. 31 июля Брусилов получил предписание Временного правительства сдать дела генералу Корнилову. По сути, это был приговор всей политике «демократизации армии».
IX
Поражение Юго-Западного фронта эхом отозвалось в Петрограде, где 16—17 июля произошел вооруженный мятеж. Стихийные выступления нескольких полков Петроградского гарнизона, не желавших отправляться на фронт, были поддержаны столичным пролетариатом. Восставшие требовали от Совета рабочих и солдатских депутатов взять власть в свои руки. Большевики, поначалу пытавшиеся отговорить солдат от «преждевременного» с их точки зрения выступления, в конце концов решили «вмешаться и овладеть уже начавшимся движением». По словам лидера меньшевиков Ираклия Георгиевича Церетели, «с этого момента вся большевистская партия открыто встала во главе вооруженных масс, вышедших на улицу с требованием образования советского правительства».
17 июля улицы Петербурга затопила полумиллионная толпа вооруженных солдат, матросов и рабочих. Начались грабежи и погромы, перестрелки кого-то с кем-то. «На всю жизнь останутся в памяти отвратительные картины безумия, охватившего Петроград днем 4
