Мария I. Королева печали - Элисон Уэйр
Она с улыбкой отпустила де Ноая, после чего поспешила уединиться в своих покоях.
Кардинал Поул в очередной раз доказал свою незаменимость. Он был хорошим слушателем, и Мария всегда знала, что может облегчить душу, открывшись другу детства. Посетив в том июле Кентербери, она излила кардиналу свои страхи и сомнения по поводу Филиппа.
– Тем не менее я намерена как можно более терпеливо переносить невзгоды, – сказала Мария, когда они прогуливались по саду в тени собора.
– Увы, удел всех женщин – ждать дома, как завещал святой Павел, – заявил кардинал. – Задача мужа – получать, а женщины – сохранять.
– Но мы не сельские жители, – мягко напомнила ему Мария, – а войны Филиппа – это не мои войны. Его место здесь, рядом со мной. Англия нуждается в наследниках. Я уже сбилась со счета, сколько раз я ему об этом напоминала.
– Но он приезжает. Мадам, я уверен, что он приедет. У вас нет причин для беспокойства.
И все же Мария ничего не могла с собой поделать.
К тому моменту, как она вернулась в Лондон, ей удалось довести себя до состояния холодного бешенства по поводу пренебрежительного отношения мужа. Прибыв в Уайтхолл, она первым делом распорядилась снять портрет Филиппа со стены зала для заседаний. Советники изумленно уставились на нее, однако Марии было все равно. Когда портрет прислонили к стене, она злобно пнула картину, после чего вышла из зала, едва не сбив с ног одну из своих придворных дам, и громко воскликнула:
– Почему Господь посылает дурных мужей хорошим женщинам?!
Оставшись одна в своей спальне, она разрыдалась от унижения и стыда, что в присутствии посторонних позволила себе дать выход низменным порывам. Когда она наконец пришла в себя и, сев перед зеркалом, увидела свое отражение, то ужаснулась: она выглядела кошмарно – исхудавшей и осунувшейся. Как может Филипп любить жену, похожую на старую ведьму?
* * *
Август выдался удушающе жарким. Мария, не переносившая жару, в основном оставалась в своих покоях и не посещала заседания Совета. Даже при открытых окнах в комнатах не ощущалось ни дуновения ветерка, и в некоторые дни Мария ходила в одном халате. Она изо всех сил старалась правильно питаться и следить за собой, поскольку Филипп наконец написал, что скоро приедет. Марии хотелось ему верить. Она не видела мужа целый год, и ее уже начало тошнить от бесконечного ожидания. Она едва не завопила от отчаяния, когда посол в Брюсселе сообщил, что Филипп, вместо того чтобы поспешить к жене, покинул город, опасаясь чумы, и уехал в деревню.
Наступил сентябрь, а Филипп по-прежнему оставался за границей. Однако Марии пришло известие о Куртене, чье имя раньше частенько упоминалось в связи с различными заговорами, хотя и без каких-либо доказательств. Ей редко приходилось читать столь скорбную повесть. Куртене отправился из Брюсселя в Венецию, где вел себя вполне прилично. К несчастью, решив покататься на гондоле в лагуне, он попал в шторм, и его, промокшего до нитки, подобрало попутное судно. После этого происшествия у бедняги началась лихорадка, и он собрался отбыть в Падую, которая славилась отличными университетскими врачами, но перед самым отъездом упал с лестницы своей резиденции, в связи с чем путешествие получилось крайне дискомфортным. Посол Марии навестил Куртене в Падуе и, обнаружив, что тот, совершенно больной, мечется в жару, сразу же вызвал двух именитых врачей, однако состояние Куртене продолжало ухудшаться, и вот теперь он умер.
Посол подозревал, что Куртене отравили. Ходили слухи, что кто-то нанял испанских убийц, чтобы разделаться с ним. Мария в это не верила. Конечно, ей было жаль Куртене, но в то же время она чувствовала облегчение, что избавилась от противной занозы в виде одного из Плантагенетов.
– Господь в очередной раз явил высшую справедливость, – сказала она советникам.
Они глубокомысленно кивнули, явно думая о чем-то другом.
– Мадам, мы весьма озабочены тем, что отношения между Испанией и Святым престолом ухудшились, – заявил Паджет.
Первой мыслью Марии было то, что коварное заявление де Ноая, будто Филипп обратился к папе с просьбой аннулировать их брак, возможно, не соответствует действительности.
– Король делал все возможное, чтобы избежать открытой конфронтации, – заявила она.
– Увы, эти времена остались в прошлом. Когда он узнал, что его святейшество оказывает содействие французам в их попытке изгнать испанцев из Италии, его величество приказал герцогу Альбе оккупировать Папскую область, разграбить города и повесить их гарнизоны.
Мария онемела от ужаса.
– Это не наша распря, – наконец выдавила она, – но произошедшее ставит меня в безвыходное положение. Я не хочу портить отношения ни с мужем, ни со Святым престолом.
– Вам и не придется, – успокоил ее Паджет. – Мы призываем ваше величество сохранять нейтралитет.
Но как она могла? Она жена Филиппа и обязана во всем его поддерживать.
Мало-помалу она начала ощущать дующий из Ватикана холодный ветер, поскольку отношения Англии с Римом становились все более напряженными. Кардинал Поул, расстроенный возникшими разногласиями, написал королю письмо с настоятельной просьбой не воевать с Викарием Христа. К отчаянию Марии, Филипп проигнорировал письмо кардинала.
– Полагаю, мне стоит лично обсудить вопрос с королем. – Поул бросил на Марию сочувственный взгляд. – Какая жалость, что короля здесь нет! И в самом деле, столь продолжительное отсутствие начинает вызывать подозрения. Мадам, мне не хотелось бы его критиковать, но я волнуюсь за вас.
– Я ценю вашу доброту. – Марии стало трудно дышать: ах, если бы Филипп точно так же заботился о ее благополучии!
Этот разговор состоялся в Кройдонском дворце, где кардинал держал наготове королевские апартаменты. Расстроенная, она вернулась к себе и сразу увидела, что ее придворные дамы в ужасе смотрят на разбросанные в зале для приемов листовки.
– Мы обнаружили их прямо сейчас, когда вернулись с мессы, – сообщила Сьюзен.
– Какой кошмар! – Джейн Дормер чуть не плакала. – Не смотрите на них, мадам.
Но Мария, естественно, должна была это видеть. Она посмотрела, и ей стало дурно, так как перед ней был самый отвратительный образец подрывной пропаганды. На листовке она была изображена в виде уродливой старой ведьмы с обвисшими грудями, к которым присосались испанцы. Рисунок окружала надпись: «Maria Ruina Angliae»[6]. Увидеть себя, изображенной с такой жестокостью, было ужасно.
Боже милостивый, Филипп должен быть здесь! Она больше не в силах нести это бремя в одиночку.
Возможно, еще одно обращение к его отцу все изменит. Если Филипп к кому-то и прислушается, так это к Карлу. Приказав своим дамам убрать листовки, Мария села за письменный стол,
