Мария I. Королева печали - Элисон Уэйр
Онемев от ужаса, Мария слушала, как кардинал зачитывает список подозреваемых.
– Многие из них связаны с моей сестрой, – запинаясь, произнесла она. – Джон Брей – сосед Елизаветы в Хатфилде, сэр Питер Киллигрю – ее друг. Тут есть даже ее слуги. Как по-вашему, она в этом замешана?
Кардинал Поул нахмурился:
– На данный момент мы не получили показаний, которые позволили бы обвинить леди Елизавету. Но вот мессир де Ноай увяз в этом деле по уши.
– Что нам теперь делать? Я могу выслать его из страны?
– Вашему величеству не помешало бы проконсультироваться с Советом.
Советники выступили за депортацию французского посла, однако король Генрих их опередил и поспешно отозвал его. Генри Дадли также избежал ареста, поскольку по-прежнему находился во Франции. Однако разветвления преступной организации казались бесконечными, что глубоко тревожило Марию. Создавалось впечатление, будто сама структура управления государством рассыпалась на мелкие кусочки и авторитет королевы ничего не значил. Теперь ей везде мерещилась измена; Мария не могла доверять ни советникам, ни собственным слугам.
«Я больше, чем когда бы то ни было, нуждаюсь в вашем присутствии», – с надрывом писала она мужу, инструктировав своего посла получить от Филиппа откровенный ответ, когда конкретно он намерен вернуться и нужно ли далее держать наготове флот, чтобы доставить его в Англию. Беспокоясь, что скоро выйдет из детородного возраста, она закончила поручение следующими словами: «Уговорите его успокоить меня своим присутствием и напомните ему, что пока нет оснований впадать в отчаяние из-за отсутствия наследников».
Однако Филипп попросил передать, что в настоящее время ему необходимо задержаться в Брюсселе, так как туда планируют прибыть с государственным визитом король и королева Богемии. Узнав об этом, Мария едва не взвыла от отчаяния, но написала, что королевскую чету с удовольствием примут и в Англии. Ответа Мария не получила. Тогда она отправила в Брюссель Паджета, снабдив его письмами и кольцами для Филиппа и его отца. Паджета она выбрала именно потому, что он пользовался любовью короля, умел действовать тонко и его слова могли иметь хоть какой-то вес. Она пребывала в напряженном ожидании письма, и у нее словно камень упал с души, когда Паджет сообщил, что Филипп очень обрадовался его приезду и интересовался, здорова ли Мария. И о чудо! Филипп заверил Паджета, что надеется вернуться в Англию буквально через несколько недель.
Сердце Марии переполняло счастье. Бесконечные одинокие месяцы ожидания в скором времени подойдут к концу. Марию измучило одиночество, вызванное отсутствием любимого супруга. Но осталось совсем немного потерпеть, и Филипп, ее самая большая радость и утешение в этом мире, вернется к ней, и печаль уйдет.
* * *
Между тем никто из обвиняемых в участии в последнем заговоре не упомянул Елизавету. Были допрошены ее слуги, однако все как один утверждали, что понятия не имели о заговоре, а сама Елизавета беззаветно любит королеву и хранит ей верность.
В начале июня Мария отправила в Хатфилд лорда Гастингса и сэра Фрэнсиса Энглфилда под предлогом принесения извинений за то, что Елизавету лишили некоторых слуг. Через своих эмиссаров Мария передала сестре бриллиантовое кольцо, хотя, честно говоря, предпочла бы подвергнуть ее допросу, а еще лучше – заточить в Тауэр, однако без одобрения супруга не решилась ни на то, ни на другое. Мария даже послала специального курьера выяснить мнение Филиппа. Поскольку он возвращался в Англию, она не хотела ничего делать против его воли.
Филипп категорически запретил трогать Елизавету, написав жене следующее:
Заклинаю Вас, пошлите ей любезное письмо. Проявите ласку и милосердие, чтобы показать, что Ваше Величество не испытывает к ней неприязни, а, наоборот, любит и высоко ценит.
Желая угодить мужу, Мария заставила себя забыть обо всех подозрениях и пригласила Елизавету ко двору, вздохнув с облегчением, когда та вежливо отказалась. Марии в голову пришла блестящая идея отправить в Хатфилд взамен прислуги, которую увезли на допрос, своих проверенных слуг. Их присутствие в Хатфилде не только успокоило бы саму Марию, но и помешало бы врагам Елизаветы обвинять ее в подрывных действиях. Филипп наверняка это одобрит! Елизавета определенно одобрила и поблагодарила Марию за любезность.
* * *
Филипп заболел. Мария ежедневно писала ему, интересовалась процессом выздоровления, сокрушалась, что он не сможет присоединиться к ней, как было задумано. Однако, даже поправившись, он не приехал. Она была подавлена и одновременно разгневана. Дрожащей рукой она написала свекру письмо с просьбой вернуть ей мужа.
Июльское солнышко, казалось, издевалось над бедной женщиной и совсем не радовало. Ее вообще ничего не радовало. Она с ужасом чувствовала, что мало-помалу сползает в депрессию, из которой не сможет выбраться, и бо́льшую часть времени сидела, запершись в своих покоях. Сон по-прежнему не шел к ней, под глазами появились черные круги. В бессонные часы она или рыдала, или писала умоляющие письма Филиппу.
Страшась возникновения новых заговоров, Мария наводнила дворец вооруженными охранниками, встречалась только с теми немногими советниками, в лояльности которых не сомневалась, а из всех придворных дам допускала в свои покои и позволяла обслуживать себя лишь Сьюзен, Джейн Дормер и еще трех проверенных фрейлин. Временами Мария впадала в неистовство, гневаясь на своих неблагодарных подданных… и на нового французского посла. К величайшему сожалению, король Генрих прислал вместо мессира де Ноая его зловредного брата, которого она имела все основания подозревать, так как он уже участвовал в заговоре против нее.
Во время первой аудиенции, после того как Мария, стиснув зубы, приветствовала французского посла в Англии, он посмотрел на нее с преувеличенным сочувствием:
– Ах, ваше величество, примите мои соболезнования по поводу того, что происходит в Риме.
Сбитая с толку, Мария удивленно спросила:
– Ну и что такого происходит в Риме?
– А разве ваше величество не в курсе? Тогда прошу меня извинить за то, что мне первому приходится сообщать вам неприятную новость. Король, ваш супруг, подал папе прошение аннулировать ваш брак.
У Марии застучало в висках, она почувствовала, что теряет сознание. Этого не может быть! Она бы узнала обо всем через свои обычные дипломатические каналы. Но что, если Филипп тайно связался с его святейшеством, а кто-то из Римской курии слил эту информацию? О, это было ужасно! Неужели она мало страдала?!
– Досужие сплетни, – взяв себя в
