Мария I. Королева печали - Элисон Уэйр
Мария пришла в ярость. Как он посмел сравнивать ее с сестрой?! Намекать на то, что ей, Марии, не хватает тонкости!
Не сдержавшись, она набросилась на мужа:
– Могу поспорить, что вы нашли ее чистой, как свежевыпавший снег, да к тому же красивой!
Филипп изумленно уставился на жену. Предательская краснота, медленно заливавшая его лицо, сказала ей все, что она хотела знать. Случилось то, чего она и боялась. Елизавета кокетничала с ним и пыталась снискать его расположение… и он не устоял перед ее чарами. Мария едва не завыла в голос.
Супруг сел рядом с ней и взял ее руки в свои – слишком поздно.
– Вы устраиваете много шума из ничего, дав волю своей фантазии, – заявил он. – Вам известно, почему я считаю нужным способствовать хорошим отношениям с вашей сестрой. Вот и все.
Марии хотелось ему верить. Хотелось убрать Елизавету с глаз долой и больше не видеть ее при дворе.
Она позволила мужу себя поцеловать. «Господь Всемогущий, – молилась она, – позволь мне родить здорового сына!» Ведь от этого зависело будущее королевства. Если добрый Господь милостиво обеспечит ей удачные роды, Филипп снова вернется к ней, и у них все будет хорошо.
* * *
Королевские клерки уже подготовили письма с объявлением о рождении наследника. Послы Марии получили инструкции сразу после рождения ребенка сообщить радостную весть иностранным дворам. Чтобы подбодрить свою госпожу и скрасить ей томительное ожидание, Сьюзен распорядилась доставить во дворец трех прелестных младенцев. Одна из матерей родила всего несколько дней назад. То была женщина низкого происхождения и, подобно Марии, уже в возрасте, тем не менее она заявила, что ей ничего не угрожало, сейчас она чувствует себя хорошо и полна сил. Рассказ этот подействовал на Марию весьма воодушевляюще.
На рассвете 30 апреля ее разбудил звон церковных колоколов. Спустя какое-то время звон прекратился. Позднее она узнала от своих фрейлин, что в Лондоне прежде времени прошел слух, что королева родила принца, и горожане, всегда искавшие повод для празднования, объявили этот день выходным, заперли свои лавки, разожгли костры, вынесли на улицу столы с различными яствами; городские власти выставили бесплатное вино, а священнослужители в знак благодарности Господу устроили крестный ход вокруг города.
– Но ребенок должен родиться только через девять дней! – вскричала Мария. – Известите об этом всех! Народ должен прекратить празднования!
Она боялась искушать судьбу.
* * *
Девятый день мая наступил и прошел без каких-либо признаков, что ребенок вот-вот появится на свет.
– Тут нет причин для беспокойства, – успокоила Марию повитуха, заметив ее нервозность. – Младенцы не всегда появляются на свет тогда, когда их ждут, и часто запаздывают.
– В запаздывании на неделю тоже нет ничего необычного, – сказала повитуха неделю спустя, а еще через несколько дней заявила: – Дети, бывает, рождаются и через месяц после срока. Думаю, вы, ваше величество, просто неправильно подсчитали даты.
К этому времени Мария уже сходила с ума от волнения. Она перехаживала двенадцать дней, хотя не сомневалась, что все правильно подсчитала. В последнее время она начала замечать тревожные симптомы. Ее живот уже не выглядел таким раздутым. Врачи объясняли это тем, что ребенок, готовясь к появлению на свет, переместился вниз, в родовой канал.
– Теперь уже недолго осталось, – успокаивали ее врачи. – Роды должны начаться со дня на день.
Мария не могла стряхнуть с себя уныние. Неужели Господь наказывал ее за недостаточно рьяное искоренение ереси? Только не это! В панике она разослала письма епископам с призывом удвоить усилия по поиску и наказанию нарушителей.
Она пыталась справиться с ажитацией с помощью прогулок по своему личному саду. По словам повитухи, ходьба может стимулировать схватки. Марию встревожило, что она уже не тащилась по дорожке, едва волоча ноги, а шла бодрой походкой, почти как в прежние времена. Тем не менее доктора твердо заверяли ее, что все идет хорошо.
Но лицо Филиппа говорило ей совсем другое.
– Ну что, по-прежнему никаких признаков начала родов? – нахмурившись, спрашивал он.
– Нет. Я наверняка перепутала даты, – отвечала она. – Теперь врачи говорят, что роды начнутся в течение двух дней.
Однако Филипп продолжал сомневаться. Да и, положа руку на сердце, она тоже. Теперь встревожилась и повитуха, хотя попыталась напустить на себя жизнерадостный вид. Когда в конце мая Мария спросила, действительно ли она носит под сердцем дитя, та как-то слишком эмоционально сказала «да».
Мария была вне себя. Она часами задумчиво сидела на подушках на полу своей комнаты, уставившись в стенку и поджав колени к подбородку, – в позе, принять которую еще две недели назад было невозможно. А что, если ребенок умер и теперь сохнет в утробе? Мысль эта ужасала Марию, ибо она не понимала, как теперь разродится. Ей было невыносимо общество людей, даже Филиппа. Бог его знает, что они о ней думают… и что говорит весь мир. Она сгорала со стыда. А что, если она не была беременна? А в таком случае что с ней не так? Как теперь пережить крушение надежд, не говоря уже о позоре?
Она не рискнула поделиться своими опасениями с Филиппом из страха, что он сбежит в Нидерланды. Она понимала, что ему не терпится уехать на войну с французами и он отправится туда, как только жена благополучно разрешится от бремени. Судя по его поведению, каждый час задержки казался ему вечностью. Когда в Англию пришло известие о смерти его бабушки и тетки Марии – королевы Хуаны, которую по причине безумия на многие десятилетия заперли в монастыре, Мария запаниковала, что муж вернется в Испанию. Он практически не знал Хуану, однако приказал придворным надеть траур, и все как один облачились в черное. Затем он удалился в свои апартаменты и просидел там затворником до тех пор, пока Хуану не похоронили.
– Я перестану скорбеть, когда смогу возрадоваться рождению сына, – заявил он Марии, перед тем как исчезнуть.
А затем – слава Всевышнему! – произошло чудо. В последний день мая у Марии начались первые схватки. В родильной палате засуетились повитухи и служанки, подготавливая все необходимое для принятия родов. Расхаживая взад-вперед в ожидании очередной схватки, Мария чувствовала, как все затаили дыхание. Однако уже днем схватки стали реже и к ужину окончательно прекратились.
Мария еще никогда не чувствовала себя такой подавленной. Врачи пытались ее успокоить:
– Не нервничайте, мадам.
