Мухтар Ауэзов - Путь Абая. Том 2
Азимхан, запомнивший цифры, опубликованные в пятнадцатом томе «Энциклопедического словаря», изданного в Петербурге год назад, так и сыпал ими, хорошо зная, что если он и ошибется, то никто из слушателей промаха не заметит.
— В Астраханской губернии — двести шестнадцать тысяч казахов, в Уральской — четыреста двенадцать тысяч, в Тургайской — сто тридцать восемь тысяч, в Акмолинской — триста сорок одна тысяча, в Семипалатинской, где вы живете, — пятьсот сорок семь тысяч, в Джетысу — шестьсот тысяч. А на берегах Сыр-Дарьи — в Туркестане и около Ташкента — семьсот тринадцать тысяч казахов!
Азимхан торжествующе посмотрел на своих слушателей, а охмелевшие от кумыса хвастливые пустобрехи — бии, волостные управители и баи, перебивая друг друга, загомонили:
— Как много казахов! Кто их только считал!
— Откуда он все это знает!
— Тот, кто смог все это узнать и запомнить, достоин стать главой всех казахов!
— Ни у кого нет такой учености, как у него!
— Ни один казах, даже самый умный, не сумел пересчитать всех казахов, а он вот пересчитал!
— Он это не зря сделал! Видно, хочет объединить весь казахский народ! — переговаривались между собой Жанатай, Самен, Азимбай, Шубар.
Азимхан, приметив восхищение слушателей, продолжал сыпать цифрами, которые, видимо, выучил наизусть:
— Есть еще казахи уральские и тургайские, живущие возле Уральских гор, — их около сорока тысяч! Они населяют уезды Верхне-Уральский, Челябинский и Троицкий. Тысячи казахов проживают в Хивинском ханстве. Около сорока тысяч казахов нашли приют в Туркмении, на берегу Аму-Дарьи, в Самаркандской области — двадцать а на берегах Каспия более сорока тысяч казахов. Даже на Китайской земле, на берегу реки Кара-Иртыш, на юге Алтая, на севере и юге Тарбагатая — Сауыра живет много казахов…
Азимхан, рассказывая, делил их на жузы и называл десятки родов, обнаружив исключительную память. Ошеломленные тобыктинские баи, разинув рты, только головами качали.
— Дай бог тебе успеха в жизни, дорогой Азимхан! — сказал Уразбай. — Даже не знаю, как и благодарить тебя за удовольствие, которое мы получили от твоих полезных рассказов за эти десять дней! Ты настоящий хан для казахов, и я с радостью назовусь твоим рабом. Есть у нас люди, которые любят кичиться своим умом и ученостью, да где им равняться с тобой! Пусть уж лучше они питаются милостыней от твоих знаний!
И Уразбай подмигнул Жиренше, кивком головы показав в сторону Азимбая. Он давал понять, что имеет в виду своего давнишнего недруга Абая.
Проведя всю ночь в восхвалении достоинств Азимхана, гости начали расходиться по отведенным им юртам. Шубар нарочно задержался, он хотел побеседовать с молодым тюре. Оставшись наедине, они сразу же заговорили об Абае.
Правда ли, что он пишет стихи и знает по-русски? — спросил Азимхан.
Хвалить Абая Шубару не позволила привычная зависть, но соврать он тоже не смог и ответил уклончиво, словно не желая из скромности славословить свою родню.
— По-русски кое-что знает!
Но Азимхан уже не раз слышал об Абае и задал прямой вопрос:
— Говорят, Абай переводит Пушкина, Лермонтова и создает песни из их стихотворений.
Шубар понял, что ему придется говорить правду.
— Да, Абай переводит, — ответил он кратко.
— А вы знаете стихи Пушкина и Лермонтова в переводе Абая?
Шубар понял, что песни Абая могут послужить хорошим поводом для более близкого знакомства с Азимханом и ответил:
— Знаю.
— А нельзя ли мне их послушать? Приходите завтра ко мне.
Шубар кивнул головой, и они расстались.
В прошлом году в начале лета Азимхан ехал из Петербурга в Семипалатинск и через Семейтауские горы направился в Каркаралы. По дороге ему пришлось остановиться на ночлег у богатого бая из рода Бура. Наступил вечер, и в соседней юрте, наверное отау, выделенной для молодежи, началось шумное веселье с песнями. Оказывается, в аул приехал жених со своим другом певцом Кокеном, которого хорошо знали все жители округи. Азимхан упросил хозяина вызвать приезжего певца, и тот явился с домброй. У него были, веселые глаза и приятное, полное бледно-матовое лицо, обрамленное черной бородкой. Не сказав ни слова, он сразу запел:
Я вам пишу, чего же боле,Что я могу еще сказать.Теперь, я знаю, в вашей волеМеня презреньем наказать.
Слова песни показались Азимхану удивительно знакомыми. Где он их слышал? А певец, видимо довольный произведенным впечатлением, закончив песню и готовясь начать новую, сказал:
— А вот что ответил Онегин на это письмо! Азимхан быстро приподнялся на локте.
— Ого, да неужели ты поешь из «Евгения Онегина»? Певец, словно речь шла о самых простых вещах, пренебрежительно ответил:
— Да, это о Татьяне и Онегине. Ты, я вижу, и сам знаешь о них, тюре!
— Я-то знаю, — грубовато сказал Азимхан. — А вот ты откуда знаешь?
— А почему мне не знать?
— Тогда скажи, кто они?
— Русская девушка и русский жигит. Про них написал такой же акын, как я, — Пушкин. А наш друг, большой акын Абай, стихи Пушкина превратил в казахскую песню.
Так в прошлом году Азимхан впервые услышал имя Абая. Вначале он решил, что Абай — это простой акын. Но, выехав на перепись в степь, начиная от Кара-Откел, Каркаралы, Баян, — он все время слышал имя этого человека, слагавшего стихи и создававшего мелодии, слышал про его талант, про его мудрые назидания народу.
И теперь, встретив Шубара, Азимхан полдня не отпускал его от себя, все слушал в его исполнении песни Абая.
Хотя молодой тюре и был образованным человеком, но до его сердца не доходили стихи, он не любил родной поэзии и не понимал ее.
Однако Абай перевел стихи Пушкина и Лермонтова на казахский язык, и в степи их запели как песни. Это было и забавно и удивительно! Когда же Шубар стал читать стихи самого Абая о казахском народе, Азимхан лениво зевнул и, не дослушав до конца, сказал:
— А все-таки лучший казахский акын — это Бухар-Жирау!
Шубар с изумлением посмотрел на молодого тюре и невольно вспомнил недавно переведенную Абаем басню Крылова «Осел и соловей». Вот так точно и осел сказал, прослушав соловья: «А жаль, что незнаком ты с нашим петухом!»
Шубар считал Абая крупным акыном, хотя в глубине души и осуждал его за образ мыслей и поведение. Вместо того чтобы воспевать казахских ханов, предков, баев и превосходство мусульманской религии, что представлялось Шубару единственно правильным и достойным, он отдавал слишком много внимания в своих песнях безыменному «черному люду». Вот если бы Абая наставить на истинный путь, тогда из него вышел бы настоящий большой акын, которого полюбили бы «благородные казахи».
Но сейчас, после слов Азимхана, даже лицемерный Шубар искренне возмутился:
— Вы говорите, что Бухар хороший акын? Не знаю, скажу только, что в своих творениях Абай вступил с ним в спор и крепко поддел его на рога!
И Шубар запел песню Абая нарочито громко, чтобы нахмурившийся и явно не желавший его слушать тюре все же услышал:
Бухар-Жирау, Шортамбай и Дулат,Песни их все из пестрых заплат!
— Абай не понимает важного значения казахских ханов в истории нашего народа, иначе он воспевал бы их подвиги! — упрямо сказал тюре. — Вот почему я считаю Бухара-Жирау лучшим казахским акыном…
И Азимхан стал расхваливать Бухара-Жирау, умевшего понимать интересы истинной знати, настоящего ханского и байского акына!
Неясно было, с какой именно целью Азимхан вызвал к себе однажды Елеу и Шубара и приказал:
— Велите оседлать коней для меня и для себя. Я хочу, чтобы вы меня сопровождали в поездке.
Елеу, не расстававшийся с тюре ни днем, ни ночью, быстро выполнил его приказание. Оказалось, что Азимхан решил навестить Абая, жившего в Шакпаке, в полудне езды от Коксенгира, познакомиться с ним и побеседовать.
Выехав после утреннего чая с многолюдной свитой, Азимхан приказал Елеу, Шубару и Азимбаю остаться при своей особе, а остальных спутников отправил вперед. Когда жигиты умчались, тюре завел разговор об Абае, — этот человек интересовал его с каждым днем все больше и больше. Сразу раскусив, что Уразбай враждует с Абаем, тюре верил далеко не всем его словам. Но вот об Абае заговорили его близкие родственники, расписывая характер и взгляды поэта, им-то можно было поверить. Вспоминая их рассказы, Азимхан не ждал ничего доброго от предстоящей встречи, но все же ехал, желая узнать лично этого загадочного для него человека.
Он просил своих спутников, молодых вожаков Тобыкты, высказаться откровенно, ничего не скрывая.
— Если он плох, дайте мне доказательства. Ну что, например, он сделал дурного?
Елеу, Шубар и Азимбай задумались, размышляя, как убедительнее ответить на этот вопрос. Первым заговорил Шубар:
