Империй. Люструм. Диктатор - Роберт Харрис
На следующий день после известия о смерти Митридата Катон пришел к Цицерону. Консул застонал, услышав от меня, что его ждет Катон. Он знал его по прежним временам и даже выступал на стороне Катона в суде, когда тот по очередной неожиданной прихоти решил через суд заставить свою кузину Лепиду выйти за него. Однако Цицерон велел пригласить посетителя.
— Мы должны немедленно лишить Помпея начальствования над войском, — объявил Катон, не успев войти. — И приказать ему быстро вернуться в Рим.
— Доброе утро, Катон. Мне это кажется несколько поспешным, особенно после его последней победы. Ты со мной не согласен?
— Дело именно в этой победе. Помпей должен служить республике, а мы обращаемся с ним как с нашим хозяином. Если мы не предпримем меры, полководец вернется и захватит всю страну. Ты завтра же должен выступить за его смещение.
— Ничего подобного. Помпей — самый успешный римский военачальник со времен Сципиона. Он заслуживает всех почестей, которые мы ему оказываем. Ты делаешь ту же ошибку, что и твой прапрапрадед, лишивший должности Сципиона.
— Что ж, если ты его не остановишь, это сделаю я.
— Ты?
— Я собираюсь выдвигаться в трибуны. Хочу, чтобы ты меня поддержал.
— Правда?
— Как трибун, я наложу вето на любой закон, который предложат прислужники Помпея. Я хочу стать государственным деятелем, совершенно не похожим на нынешних.
— Уверен, что ты станешь именно таким, — сказал Цицерон, глядя на меня поверх его плеча и слегка подмигивая.
— Я хочу привнести в государственные дела строгость и связность философии, разбирая каждый вопрос с точки зрения максим и теории стоицизма. Ты знаешь, что у меня в доме живет Афинодор Кордилион, который — с этим ты не будешь спорить — лучше других знает стоицизм. Он будет моим постоянным советником. Республика, как я себе представляю, медленно движется в сторону бедствий, влекомая ветрами бездумных уступок. Мы ни в коем случае не должны были давать Помпею исключительных привилегий.
— Я высказался за них.
— Знаю, и тебе должно быть стыдно. Я встречался с ним в Эфесе, когда возвращался в Рим года два назад. Помпей походил на восточного тирана. Кто давал ему разрешение на строительство всех этих прибрежных городов? На захват новых провинций? Сенат это когда-нибудь обсуждал? Народ за это голосовал?
— Великий человек начальствует над войсками на месте. Поэтому у него должна быть определенная самостоятельность. После победы над пиратами он вынужден был строить гавани и поселения при них, чтобы обеспечить безопасность нашей торговли. Иначе эти разбойники вернулись бы, как только он покинул бы те места.
— Но мы увязаем в странах, о которых ничего не знаем! Теперь мы заняли Сирию! Сирия… Что нам нужно в Сирии? Потом придет черед Египта, где потребуется постоянно держать легионы. Тот, кому подчиняются легионы, необходимые для контроля над завоеванными землями, будь то Помпей или кто-нибудь другой, неизбежно получит власть над Римом. А того, кто попытается ему возразить, обвинят в недостаточной любви к отечеству. Консулам останется только решать гражданские споры от имени какого-нибудь заморского военачальника.
— Катон, никто не спорит с тем, что определенная опасность существует. Но в этом весь смысл государственной деятельности — преодолевать каждый вызов по мере того, как он появляется, и быть всегда готовым к преодолению следующего. Я бы сравнил это искусство с флотоводческим: сейчас ты гребешь, а потом плывешь под парусом; сейчас ты идешь по ветру, а потом борешься с ним; сейчас ты ловишь приливную волну, а потом от нее убегаешь. Для этого нужно много лет учиться и накапливать опыт, а не просто вызубрить наставление, пусть даже принадлежащее Зенону.
— И куда же ты надеешься приплыть?
— Надеюсь, что это плавание поможет мне выжить в тяжелые времена.
— Ха-ха-ха! — Катон смеялся редко и издавал при этом неприятные звуки, похожие на хриплый лай. — Некоторые из нас надеются добиться гораздо большего. Однако это потребует других навыков управления кораблем. Вот мои заповеди. — Произнося их, Катон загибал длинные, худые пальцы: — Мудрец не должен ни уступать просьбам, ни смягчаться; никто не может быть милосердным, кроме глупого и пустого человека; все погрешности одинаковы, всякий поступок есть нечестивое злодейство; мудрец ни над чем не задумывается, ни в чем не раскаивается, ни в чем не ошибается и своего мнения никогда не меняет. «Одни только мудрецы, даже безобразные, прекрасны…»
— «…В нищете они богаты; даже в рабстве они цари». Я уже слышал это, благодарю тебя. И если ты хочешь прожить спокойную жизнь ученого, обсуждая свою философию с домашними птицами и учениками в собственном имении, то, вполне возможно, это сработает. Но если ты хочешь управлять республикой, в твоей библиотеке должно быть много других книг, а не только труд Зенона.
— Мы теряем время. Очевидно, ты не поддержишь меня.
— Напротив, я с удовольствием проголосую за тебя. Наблюдать за твоим трибунством будет крайне любопытно.
После того как Катон ушел, хозяин сказал мне:
— Этот человек почти сумасшедший, но что-то в нем есть.
— У него есть надежда на успех?
— Конечно. Человек, которого зовут Марк Порций Катон, всегда может надеяться на успех в Риме. И он прав насчет Помпея. Как мы можем сдержать его честолюбие? — Цицерон задумался. — Пошли раба к Непоту и узнай, отдохнул ли он после своего путешествия. Если да, пригласи его на военный совет завтра, после заседания сената.
Я сделал, как было велено, и вскоре получил письмо от Непота: тот отдавал себя в распоряжение Цицерона. Поэтому на следующий день, после того как заседание
