Екатерина Великая. Владычица Тавриды - София Волгина
В конечном итоге, учитывая ходатайство самого Потемкина, судьи просили о прощении молодого бригадира. Получив приговор, Екатерина распорядилась исключить Бибикова из числа своих флигель-адъютантов, приказав Военной коллегии отослать его в полк служить в Астрахань. Князя Александра Борисовича Куракина, по возвращении из-за границы в посольстве Великого князя, она положила выслать в его саратовское имение, понеже он явно разделял взгляды друга Бибикова, от коего получал подобные письма. Вот таковых друзей имел ее сын и наследник, Великий князь Павел Петрович…
Нет, она должна держать своих внуков подальше от такового отца! Она приказала графу Якову Сиверсу подыскать для них примерную гувернантку. Что он и исполнил отменно. В скорости двору была представлена вдова генерал-майора, мать четверых детей жившая в поместье недалеко от города Риги, Шарлота де Ливен. Однако, сия баронесса не хотела бросить насиженное место и категорически отказывалась от предложенной миссии, но все же, ее, чуть ли не насильно, отвезли в Петербург. В кабинете императрицы ее представили Безбородко, кому рассерженная Ливен и изложила все свое мнение о неправомерном происходящем и желании вернуться к своим дорогим детям. Екатерина, слушавшая ее тираду за занавесом, вышла:
– Многоуважаемая баронесса, вы всенепременно нужны нам. Именно вы! – она подошла к баронессе Ливен, обняла и поцеловала ее, отчего та сразу смягчилась и дело завершилось ее полным согласием на должность гувернантки. Ну, кто мог когда-нибудь отказать императрице, ее всеобъемлющему обоянию? Вскорости дети баронессы такожде были привезены в столицу.
* * *
Великий князь Павел Петрович и его супруга, Мария Федоровна, отсутствовали уже более года и Екатерина, боясь новых глупостей с их стороны, с нетерпением их ожидала. Конечно же, она выспросит подробности у Нелидовой. Отчего то, императрице последнее время несколько раз снилась – Катенька Нелидова, коя поступила на службу к Малому двору шесть лет назад, Павел Петрович был женат еще первым браком с покойной Натальей Алексеевной.
Теперь Нелидова вошла в штат фрейлин второй супруги Павла, Марии Федоровны, подозрительно и с недоверием относившейся к русским приближенным, и к юной фрейлине Нелидовой, в том числе. Государыня Екатерина видела, как трудно приходилось молодой “Смолянке’’ приспосабливаться к придворной лицемерной жизни. Однако, Нелидовой повезло, что графиня Екатерина Михайловна Румянцева, гофмейстерина Великой княгини, благоволила к ней, так как любила людей ее склада, и самое лучшее и полезное, Нелидова почерпнула от веселой и незаурядной Румянцевой. Всем было известно: Румянцева естьли любила, то любила, а естьли ненавидела, то ненавидела и преклонные годы ее не изменили.
Между тем, все стали примечать, что Нелидова и Великий князь весьма благорасположены друг к другу. Императрица обратила внимание, что Екатерина Ивановна заметно смягчила подозрительное и неприступное сердце Павла, согрев его своим неотступным вниманием. На удивление, Павел стал увереннее в себе, мягче. При дворе говорили, что, когда случались у Павла вспышки гнева, звали Нелидову и он успокаивался при ее появлении. Благодарная за помощь в такие минуты, за прочие заботы, Великая княгиня Мария Федоровна полностью ей доверяла и часто советовалась с ней по разному поводу, хотя Нелидова позволяла себе быть и резкой, и подозрительной, и категоричной. Со временем, ни Великая княгиня, ни ее супруг, не могли обходиться без умной, готовой помочь делом и советом, фрейлины.
Дошло до того, что к ней обращались с прошениями, за протекцией и помощью посторонние люди. Благодаря Екатерине Ивановне, брат ее, Аркадий Иванович Нелидов, служил в Зимнем дворце.
Вот, по их прибытии, именно к искренности и честности Нелидовой и обратится Екатерина, дабы подробнее узнать, что же, к примеру, за сцена произошла в Венском театре, когда актер не согласился играть роль Гамлета, понеже в зале сидел Великий князь с женой. Донесенные императрице слова актера, отказавшегося играть Гамлета: «Не может быть два Гамлета в одном зале!» весьма удивили ее. Стало быть, Великий князь – Гамлет? А она, вестимо, Датская королева! Весьма и весьма любопытно!
Записки императрицы:
Закончилась опала для графа Захара Чернышева. Он стал первым, после реформы, главнокомандующим Москвы. Граф так хорошо управлял Могилевской губернией, что мыслю, пора ему навести порядок в Первопрестольной. С февраля он упражнялся разграничением территории вновь образованной губернии с соседственными. В семь утра 4-го октября залпы на Красной площади возвестили начало торжеств по поводу открытия Московской губернии. Главнокомандующий граф Чернышов произнёс речь перед лучшими людьми города в Грановитой палате, после чего на литургии в Успенском соборе был объявлен манифест о создании Московской губернии.
* * *
Уже несколько месяцев Светлейшего не было в столице. Он писал императрице о тяжелом переезде по необустроенным дорогам, что, вестимо, было нестерпимой пыткой для его нетерпеливого, вспыльчивого духа. Екатерина отвечала:
«Письмо твое, друг мой сердечный, от 10 сентября из Могилева я сегодни получила. Сожалею о безпокойной твоей езде. Пожалуй, побереги свое здоровье: луче день позднее приехать, да быть здоровым. Здесь ныне дни стоят изрядные. Из Царяграда получила я от Булгакова вести, что весь город выгорел и горел 55 часов (пожар начался 10 августа, а письмы от 15 числа): казармы янычарские, все судебные места и многие мечети. Людей же тысяч до четырех сгорело, а несколько сот тысяч погорело. Ожидали от сумятицы бунта, и для того сменен визирь и кегая-бей. На место первого зделан визирем Очаковский паша, а на место другого – какой-то Эммин-паша, который слывется умным и знающим человеком. А чернь злится на нас и нас клеплет поджиганием города. И улемы вранье подкрепляют. В городе же в хлебе оказывается скудость, мельниц и пекарен мало что осталось. Пожарища простирались от сераля, который однако цел, так как и Софийская мечеть, до Семи башен.
Больная твоя оправляется, сидит. Александр Дмитриевич у ней вчерась был и нашел ее гораздо луче. Она здесь в город перевезена.
Прощай, мой милый друг.
Александр Дмитриевич тебя за цыдулку сам будет благодарить. Сен 19 ч.».
О пожаре в Константинополе князь уже слыхивал, а вот что племянница Екатерина выздоравливает – приятная новость. Дел в Херсоне навалилось невпроворот, и, как назло, чувствовал он себя отвратительно. Об оном он, как на духу, отписал императрице, получив на то ответ:
«Письмы твои, батинька, из Херсона от 16 сентября я имела удовольствие получить сего утра. И хотя подробностей не пишешь, но как тебе самому кажется удивительно, сколько сии места после заключения мира переменились, то из того
