Последняя война Российской империи - Сергей Эдуардович Цветков
Германская военная промышленность тоже начала отставать в экономическом состязании со своими врагами. Только на западном театре военных действий Антанта превосходила Германию по числу полевых орудий – 19465 и 12380 соответственно; тяжелых орудий – 6806 против 3610, станковых пулеметов – 35 320 против 18 542; самолетов – 3163 против 1200 соответственно. И лишь по тяжелым гаубицам Германия сохраняла преимущество – 7100 против 4670 у Антанты.
В то время как Франция и Англия поддерживали снабжение населения продовольствием на уровне мирного времени, Германия сполна ощутила лишения, вызванные блокадой. Если питание на фронте было еще более или менее сносным, то гражданское население уже начало голодать. Запасы самых необходимых продуктов стремительно таяли, их потребление строго нормировалось. Зима 1916—1917 годов стала «брюквенной зимой», когда брюква, сваренная с картофелем, составляла основной рацион немецких семей. В тылу резко (почти на треть) повысилась смертность – в основном от болезней, связанных с недоеданием.
Положение союзников рейха во всех отношениях было еще хуже. Турция и Болгария совершенно истощили свои скудные людские и материальные ресурсы. Австро-Венгрия едва держалась. Министр иностранных дел граф Чернин в докладе императору Карлу обращал внимание на «сокращение сырья, необходимого для производства военного снаряжения, на то, что запас живой силы совершенно исчерпан, а главное – на тупое отчаяние, овладевшее всеми слоями населения и отнимающее всякую возможность дальнейшего продолжения войны». В конце доклада он предупреждал: «Если монархи Центральных держав не в состоянии заключить мир в ближайшие месяцы, то народы сделают это сами через их головы, и революционные волны затопят тогда все».
В начале января 1917 года Гинденбург пришел к твердому убеждению, что Германия не сможет выдержать еще одну военную зиму: «Дела не могут идти хуже, чем сейчас. Эта война должна быть завершена любыми способами и как можно скорее».
Того же мнения придерживается в своих мемуарах и Людендорф: «Наше положение было чрезвычайно затруднительным и почти безвыходным. О наступлении думать не приходилось, мы должны были держать резервы наготове для обороны. Нельзя было надеяться также на то, что какое-либо из государств Антанты выбудет из строя. Наше поражение казалось неизбежным в случае, если война затянется».
9 февраля 1917 года кайзер Вильгельм отдал приказ об отводе германских армий на подготовленную еще прошлой осенью «линию Зигфрида» (иначе «линия Гинденбурга»). Над ее сооружением трудились тысячи бельгийских граждан и огромное количество русских военнопленных. Линия Зигфрида суживала германский фронт километров на сорок, что позволило немцам отвести в резерв 14 полных дивизий. Отступая, германские войска вывозили ценности, угоняли людей, минировали дома, отравляли колодцы, опустошали местность, портили железные дороги. Печать стран Антанты вновь заговорила о германских «гуннах».
В этой ситуации, когда возможности наступательных операций на суше были полностью исчерпаны, начальник германского военно-морского штаба адмирал Хеннинг фон Хольцендорф представил на рассмотрение верховного командования свой план скорейшего достижения победы путем неограниченной подводной войны – то есть беспощадного уничтожения пассажирских и торговых кораблей всех наций, как враждебных, так и нейтральных. Суть его предложений сводилась к тому, чтобы задушить Англию в тисках морской блокады.
В 1916 году Германия спустила на воду больше ста субмарин. Официальное решение о возобновлении подводной войны было принято в октябре. Командиры подводных лодок получили приказ действовать «с особой осторожностью и добросовестностью», соблюдая все требования международного законодательства. Лодкам было предписано в обязательном порядке всплывать и осматривать цели перед потоплением. Инструкция гласила, что если «имеются сомнения, судно лучше отпустить». В случае потопления следовало предварительно обеспечить спасение экипажа. Разумеется, на деле эти предписания часто не выполнялись[165]. К началу января «ограниченная» подводная кампания стоила союзникам 1,25 миллиона тонн торгового тоннажа – более 300 000 тонн в месяц.
По расчетам Хольцендорфа, Англия располагала примерно 10,75 млн тонн торговых судов. Адмирал обещал, что если подводный флот будет в течение пяти месяцев топить по 600 000 тонн в месяц, то Великобритания потеряет треть своего торгового флота и будет поставлена на грань голода и экономической катастрофы. Одновременно Франция и Италия лишатся поставок британского каменного угля, необходимых для их военной промышленности.
Реализация предложений начальника морского штаба была сопряжена с двумя трудностями. Одна была чисто формальной – международное право запрещало топить без предупреждения гражданские суда; предусматривалось, что экипажам и пассажирам должна быть предоставлена возможность воспользоваться спасательными шлюпками. Но в условиях борьбы не на жизнь, а на смерть немцы готовы были пренебречь вопросами гуманизма. Гораздо больше опасений вызывала возможная реакция США. Опыт неограниченной подводной войны 1915 года показывал, что Америка вряд ли останется равнодушным зрителем морского разбоя. Впрочем, германские моряки считали риск оправданным. Новый морской министр адмирал Эдуард фон Капелле уверял 31 января 1917 года, что американские корабли «уже никогда не придут (в Европу. – С. Ц.), поскольку наши субмарины отправят их на дно. С военной точки зрения Америка – ничто, еще раз ничто и трижды ничто».
Гинденбург и Людендорф ухватились за план Хольцендорфа как «за последнее средство закончить войну победоносно, не затягивая ее до бесконечности».
Окончательное решение было принято на военном совете, состоявшемся в замке Плессе 9 января 1917 года. Адмирал Хольцендорф еще раз изложил свои аргументы, заверив кайзера, что неограниченная подводная война приведет к капитуляции Британии максимум через шесть месяцев. Возражения имперского канцлера Бетман-Гольвега о том, что действия германского флота спровоцирует войну с Америкой, были отброшены. «Страх перед разрывом [с Соединенными Штатами], – заявил Хольцендорф, – не должен воспрепятствовать использованию нами этого оружия, которое обещает успех». Но даже в том случае, если США все-таки выступят на стороне Антанты, начальник морского штаба готов был дать слово офицера, «что ни один американец не высадится на континенте». По его расчетам, оставшегося к концу года мирового тоннажа не хватило бы для перевозки в Европу сколько-нибудь значимого количества американских войск.
Эти слова положили конец спорам. «Если высшие военные власти считают подводную войну необходимой, то я не в состоянии возражать против нее», – заявил Бетман-Гольвег.
Спустя час после окончания совещания обер-гофмаршал двора Фрайхер фон Рейшах застал канцлера в одной из комнат замка – одиноким и совершенно разбитым. Оказалось, что аргументы военных ничуть не разуверили его в гибельности принятого курса. «Наступает конец
