Рушатся берега - Нгуен Динь Тхи
За мостом она сказала брату:
— Пройдем еще немного по дороге.
Мотоцикл и легковая машина унеслись вперед.
Солнце стало припекать. Они подошли к чайной, и Сон сказал:
— Здесь уже не страшно. Отдохнем немного.
Перед чайной, крытой соломой, крестьяне окружили нескольких велосипедистов, приехавших из Хайфона. Те рассказывали об утренней бомбежке. Ан раскраснелась от жары и усталости, она залпом выпила несколько чашек чаю. И тут послышался странный рокочущий шум, который нарастал с каждой минутой. Все решили сперва, что это самолет, но нет, это было что-то другое. И снова люди высыпали на шоссе. Кажется, это автомашины, они идут из Тхай-биня. Рокот приближался, показалась первая машина, выкрашенная в желто-бурый цвет. Нет, это
//нет стр. 400, 401
не успели. И конечно, ничего другого им и не оставалось, как сдаться. Да, азиатам хитрости не занимать!
Сон никак не хотел уходить, ему все надо было знать, все посмотреть.
— Пойдем, Сон, пойдем!
— Сейчас. Все спокойно, зачем спешить? Я еще не хочу есть.
Ан тоже не чувствовала голода, но от усталости у нее отнимались ноги. И живот немного побаливал. Ан беспокоилась, не повредила ли она ему. Как бы не начались преждевременные роды...
— Ну, тогда я пойду одна.
Сон поспешил за сестрой.
Дома Ан сразу легла. Сон сам сварил рис, а когда принес в комнату, увидел, что сестра собирает детское белье в маленькую корзинку. Лицо у нее было бледное, глаза светились каким-то тревожным блеском.
— Сходи, Сон, приведи рикшу.
— Что случилось. Ан? Куда ты?
Ан вдруг закусила губу, на лбу у нее выступили капли пота. Она едва не закричала от острой боли, пронзившей тело.
— Приведи скорей рикшу, Сон!
Ан сама добралась до частного родильного дома на набережной.
Мужчины уходят в море, жизнь их полна опасностей, но борются они сообща. Женщины остаются дома, но бороться им приходится в одиночку. И вот теперь Ан мучилась одна, она рожала человека. Было уже далеко за полночь, но Ан утратила ощущение времени. Большая электрическая лампа посреди комнаты заливала всю ее ослепительным светом. Он бил Ан прямо в глаза. Правда, сейчас она не видела ничего, даже этой нестерпимо яркой лампы. Ей было очень больно, и, стараясь сдержать крик, она стиснула зубы.
— Потерпи еще немного. Уже скоро, — подбадривала ее акушерка.
Ан снова застонала. Вошла няня с подносом. Она внесла чашку жидкой рисовой каши.
— Постарайся съесть хотя бы ложку, — стала уговаривать она Ан, — все-таки сил будет побольше. Да ты не бойся, все обойдется. Родится, никуда не денется!
Ан с усилием проглотила несколько ложек каши. Но тут тело пронизала новая острая боль, и она собрала все свои силы, помогая ему появиться на свет.
Раздался крик новорожденного. Наконец-то!
— Родился!..
Ан, обессиленная, лежала пластом, боль тут же стихла. Она прикрыла глаза, на мгновение погрузилась в забытье, и словно сквозь сон до нее донеслось:
— Мальчик!
Уа... Уа... Тоненький детский крик словно влил в нее свежие силы. Это плачет ее сын! Сердце Ан переполнило горячее чувство нежности и жалости. Ей захотелось поскорее увидеть его.
— Ах ты разбойник, что же ты так вопишь? А голос-то, голос какой басовитый! — говорила няня, помогая акушерке обмывать розовое тельце.
С улицы послышался грохот. Японские танки патрулировали город.
XVII
Беженцы хлынули на юг страны. Поезда не ходили, и люди ехали на лошадях, на велосипедах, шли пешком. Они приносили с собой новости: японцы разбили французов у Ланг-сона, японцы заняли Хайфон, они хорошо вооружены, у них много танков.
Потом поезда опять пошли как обычно. Каждый день по шоссе проносились блестящие легковые машины — японские офицеры и чиновники ехали из Ханоя в Хайфон или из Хайфона в Ханой. И каждый раз французский часовой у моста, завидев машину, брал на караул.
Прошло несколько дней, все оставалось будто по-прежнему. Только в деревнях стало тревожнее. Говорили, что появилось много бандитов, они грабят и убивают среди бела дня. Ходили слухи, что во время боя у Ланг-сона между французами и японцами несколько сот вьетнамских солдат, членов тайного прояпонского общества, повернули ружья против французов, но будто после капитуляции французов японцы бросили этих солдат на произвол судьбы. Часть из них ушла в Китай, часть подалась в леса.
В общем, в слухах недостатка не было.
На полях снова заколосился рис. Кой, как и в прошлом году, работал на жатве. Урожай в этом году был беднее прошлогоднего. Был только октябрь, а во многих семьях рис уже кончился. Что-то ждет их в январе — феврале?
Кой часто вспоминал прошлую осень. Прошел только год, а сколько перемен! За этот год он, Кой, многое понял. Люди открывали ему глаза, да и сам он многое повидал. И теперь у него было такое чувство, будто за этот год у него состарилась душа.
Да и остальные жители деревни как-то приуныли. В жатву уже не слышно было песен, и, казалось, радость никогда больше не появится здесь, остались одни заботы и тревоги.
Когда перешли на участок предводительницы Шоан, на Коя нахлынули воспоминания о Куэ и о Маме. Весь день солнце немилосердно пекло, однако жнецы работали не разгибая спины. Но вот им принесли еду.
— Пора отдохнуть, Кой.
Кой поднял голову. Перед ним стояла Тхом. Девушка смотрела на него, вытирая рукавом раскрасневшееся лицо.
— Пойдем к нам, вместе поедим.
— Да вот хочу закончить свой участок.
— Брось! Отдохни немного.
Они пошли по тропинке вдоль поля. Тхом шла впереди. Вдруг она обернулась и спросила:
— Почему последнее время ты стал такой?
— Какой?
Тхом ничего не ответила, заторопилась дальше. Больше они ничего не сказали друг другу.
За обедом Кой был задумчив и молчалив. С того памятного дня, когда Кой выручил ее из беды, девушка при каждой встрече с ним заметно смущалась. Раньше она всегда подшучивала над ним, особенно на людях. Сейчас она держалась по-иному. Кою казалось даже, что она избегает встреч с ним. Но, возвращаясь домой, он иногда встречал Тхом на берегу, недалеко от своей лачуги. Она здоровалась с ним и тут же исчезала. Он так и не мог понять, чего она ждет от него...
— О-о-о-й-й! А-а-а-а!.. Вот черт!
Испуганный визг вывел Коя из задумчивости. Это вопила Винь, дочь предводительницы. Какой-то парень, поймав ящерицу, подносил ее к лицу девушки, а та визжала
