Граница - Станислава Радецкая
- Слуги говорят обратное.
- Потому что сами нечисты на руку.
- Допустим. Однако у вас была связь с девицей Анной-Марией, без церковного благословения. Она ждала от вас ребенка и была убита. Не вы ли подняли на нее руку?
- Нет! Мой слуга может подтвердить, где я был в ночь ее смерти. Мы собирались пожениться и уехать отсюда…
- Ваш слуга не может считаться достойным свидетелем перед законом, - капитан устало перебил Йохана. – Он иноверец и плохо знает немецкий. Разумеется, он будет допрошен, но не знаю, как к этому отнесется судья. А теперь подумайте господин Фризендорф. Все эти дела вы натворили только здесь. В нашем городе. А какой след может тянуться за вами по Империи? Поверьте, в вашем случае, никто не будет писать шведскому послу.
- За это я и люблю правосудие, - пробормотал Лисица, и фон Рейне невесело кивнул, словно был согласен с его словами.
- Есть свидетели, которые уже добровольно выдвинули против вас обвинения, - добавил он. – Дело пока не движется, потому что граф еще не может отойти от предыдущей ошибки с англичанином и не хочет совершить новую.
- Чудесно, - Лисица вспомнил о Герхарде и совсем помрачнел. – Капитан, я не могу не воспользоваться вашей внезапной благосклонностью. Скажите, что может смягчить мой приговор?
Фон Рейне не спешил отвечать. Он неторопливо снял перчатку за пальцы, посмотрел на нее, будто видел в первый раз, и лишь после этого заговорил:
- Прежде всего – документы, которых у вас нет. Большая разница – кого допрашивать: барона или бродягу.
Йохан усмехнулся. Да, эту строку можно было смело вычеркивать – за последние годы у него был лишь один настоящий документ, где писарь заверял, что такой-то служит в таком-то полку Его Величества Фридриха, да и тот по ненадобности давным-давно был сожжен.
- Христианское покаяние и смирение, - добавил капитан, - но вы не католик.
- Бог миловал… Я не хотел вас оскорбить, - спохватился Йохан, но фон Рейне никак не отреагировал на его слова.
- И, конечно, признание. Но признание признанию рознь, как вы должны понимать.
Лисица кивнул, раздумывая над словами капитана.
- Могу ли я признаться лично вам?
- Разумеется, но без протокола это будет лишь частной беседой.
- А если я предложу вам, графу или судье денег? – с отчаянием спросил Йохан, вспомнив о разбойничьем тайнике.
- Если вы всегда так предлагаете взятки, то, боюсь, что мало кто согласится их принять. На вашем месте я бы поберег золото – с ним легче жить на каторге, а какой приговор вынесут судьи – и с золотом неизвестно. Заручитесь смирением, барон. Кроме врагов, у вас есть и друзья.
- Друзьям лучше держаться подальше от висельников.
- Баронесса фон Виссен рассказала мне, что это вы вывели ее из логова разбойников, и что она обязана вам жизнью. Это правда?
Йохан неохотно кивнул и добавил:
- Но насчет жизни она погорячилась.
- Как знать, что могло бы случиться? Не принижайте своих поступков. Эта безрассудная девица намеревается предложить всем вашим судьям себя, в обмен на ваше оправдание.
- Только этого еще не хватало! – внутреннему взору представилось задорное личико Софии. Она могла замыслить подобное, и как Йохану ни хотелось выйти на свободу, он не желал баронессе такой судьбы. – Пусть фон Бокк отошлет ее на время!
- Как я понял, она хочет только предложить, без исполнения обязательств, - капитан говорил об этом спокойно, будто повидал и не такое.
- Отговорите ее от этого. Она милая девочка, но таким поступком сломает себе жизнь.
Капитан покачал головой: то ли отрицал возможность такого исхода, то ли не собирался больше разговаривать с Софией.
- Уверен, вам рано отчаиваться, - увел он разговор от баронессы. – Продолжим же допрос.
Они вернулись к изнывающему от скуки и любопытства писарю, и вновь потекла беседа, унылая и бессмысленная, как лечение геморроя горячим камнем, завернутым в кусок козьей кожи. Теперь Лисица видел, что главный разговор уже произошел, и фон Рейне пришел лишь ради того, чтобы убедиться, кто такой Йохан фон Фризендорф на самом деле. Удивительно было, что София, влюбленная в Уивера, после его поспешного отъезда нисколько не опечалилась, а сразу же принялась действовать, по обыкновению проболтавшись об этом почти первому встречному.
Глава 40
После дружеского допроса он почти пал духом. Заломило голову, словно кто-то надел на нее тесные обруч, и рана, в которую повязка, наложенная Честером, почти вросла, точно затлела. Вода с вином, которую принес стражник, казалась особо гадкой на вкус, сладковатой до отвращения и не утолявшей жажду, и холод вернулся даже сквозь теплое одеяло, присланное Роксаной. Йохан не мог найти себе места – он не мог ни сидеть, ни лежать, его зазнобило, и остатками угасающего разума он понял, что, кажется, подхватил серьезную лихорадку, когда голову заломило сбоку и спереди.
К жизни его иногда возвращала резкая боль: кто-то перевязывал ему руку, и повязка с отвратительным липким звуком отслаивалась, чтобы теплая кровь вновь потекла из раны. Показалось Йохану или нет, но в ране
