Граница - Станислава Радецкая
- Как посмотреть, - неохотно ответил он. – Я не знаю.
- Что? – Диджле не понял его первых слов и растерянно взглянул на названного брата. – Как можно не знать?
- Не бери в голову. – Лисице стало досадно, что даже осман был готов отвернуться от него. Диджле вздохнул и стал похож на старика, которого по ошибке омолодили.
- Я принес тебе еды, - сказал он и достал из-за пазухи сверток в промасленной бумаге. – И буду приносить каждый день. В день, когда ты попал сюда, я не успел прийти. А потом ты исчез. Молюсь за людей, кто спрятал тебя.
- Велика ли честь спрятать разбойника? – невесело пошутил Йохан.
Диджле опять вопросительно взглянул на него.
- Ты не злой человек, брат, - сказал он неуверенно. – Ты пошел на правое дело: отомстить за невесту. Ее похоронили хорошо. Я дал ее отцу денег, и он много плакал. Я помню, она помогла нам. Мне жаль.
Лисица поменял позу, и цепи зазвенели. Господи, как Анна-Мария верила ему в тот день!
- Мне тоже, - ответил он.
- Ты не уехал от ее могилы. Это хорошо. Тебе нужно прощение ее отца.
- Благодарю, что принес еду, - с легким нетерпением заметил Йохан, чтобы прервать этот тяжелый разговор: стыд и огонь, вот что рождали слова османа. – Как ты живешь?
Диджле склонил голову и прикоснулся пальцами, сложенными в щепоть, ко лбу.
- Благодарение Аллаху, я здоров. Хозяин мейханы, где мы жили, принял меня назад. Он разрешил держать твои вещи. Я служу ему. Варю кофе гостям.
Осман покраснел и добавил, уже для собственного успокоения:
- Всякая служба почетна.
Они глядели друг на друга, и во взгляде Диджле застыл невысказанный вопрос, точно он ждал, что Йохан будет осуждать его. Лисица ничего не говорил, чтобы ненароком не обидеть османа; искреннее сердце Диджле и его отношение стоило ценить, особенно в заключении.
- Я жду твоего возвращения, брат. Верь, я сохранил все твои вещи и деньги.
- Ты хороший слуга и верный друг, - сказал Йохан. – Мне повезло тебя встретить. Но я могу не вернуться отсюда.
Диджле сморщил лоб.
- Если судьи несправедливы, я помогу тебе бежать, - совсем тихо сказал он, и Лисица усмехнулся.
- Я устал бегать, - серьезно ответил он.
Осман вздохнул.
- Твои знатные друзья могут помочь тебе. Служанка ведьмы приходила ко мне вчера.
- Что она хотела? – быстро спросил Йохан. Цепной Пес мог подослать Камилу к осману, чтобы разузнать о письмах.
- Она дала денег для тебя. Ведьм… - Диджле запнулся, искоса взглянув на Йохана. - Госпожа волнуется о тебе. Я принял их. Дева была настойчива.
Лисица зажмурился и потряс головой, чтобы прогнать наваждение, которое всякий раз охватывало его, когда он думал о Роксане.
- На этой неделе тебе могут кое-что принести от меня, - сказал он, не открывая глаз. – Сохрани это. Если мне вынесут смертный приговор, то отдай это Роксане. Если к тебе явится ее слуга, остерегайся его. Он недобрый человек, и от него стоит ждать опасности.
- Я исполню, - торжественно заверил Диджле.
Стражник окликнул их, и Йохан с неохотой посмотрел на него. Короткое время, отпущенное им, истекло, и осман, низко кланяясь, отдал Лисице сверток, из которого пахло печеным, поджаристым тестом. Поверх свертка он положил четки – не магометанские, но католические - и, в ответ на немой вопрос названного брата, пояснил, что видел, как хозяин мейханы молится своему богу, и решил, что молитвы необходимы и брату. Лисица не стал пояснять, что есть разница между католичеством и лютеранством, и что сам он не ходил на исповедь давным-давно, и больше верил не Богу, а в счастливую звезду. Вместо этого он обнял османа, как брата, истинно благодарный за его поступки, и смущенный осман опять упал на колени. Йохан поторопил его уходить, чтобы стражник не вытащил его за шкирку прочь, и Диджле неохотно покинул камеру.
Иногда Лисице казалось, что осман старше него на много лет – с таким достоинством и терпением он принимал трудности бытия. Не в себе от ярости он видел его только два раза – и оба раза приходились на стычки с разбойниками. Чужой по мышлению и воспитанию, Диджле стал ближе многих христиан, и как его простота не имела ничего общего с легендами о коварном Востоке и его хитроумных жителях! Наверняка и в своей стране такая верность и честность не находила себе места, как не находит непьющий и верный муж на развратной пирушке.
Глава 39
Наутро Йохана освободили от цепей, связали и вновь отвели в пыточную. В животе нехорошо ныло, и Лисица клялся себе, что выдержит все пытки, и тут же опасался собственной слабости – твердости ему не хватало, той твердости, которой, по отцовским рассказам, отличались их предки в стародавние времена.
Его оставили на середине полутемной залы, у жаровни, над которой висели цепи, и солдаты по уставу отошли к дверям. Не прошло и минуты, как, наклонившись, внутрь вошел сам капитан, по обыкновению
