Граница - Станислава Радецкая
Время в тюрьме тянулось медленно, и большую его часть Лисица проводил один. Теперь он понимал Уивера, который давал имена жукам и паукам и болтал с ними от безделья, – непрошеные мысли и дурные предчувствия валили валом, если нечем было занять руки. Быть может, и воспоминания о школе стоиков с их принятием судьбы не спасли бы его от тягостных раздумий о будущем, если бы не визиты старых знакомых, которые не побоялись попасть в опалу перед обществом.
Одним из гостей, которых Йохан ждал, был Цепной Пес, и он явился быстро, на следующий день после визита Роксаны. Дождавшись, пока стражник оставит их и выйдет в коридор, чтобы приглядывать за заключенным, но не слышать его речей, Герхард подошел к Йохану ближе и крепко взял его за плечо.
- Где письма? – от его дыхания крепко пахло мятой и совсем чуть-чуть остатками завтрака.
- Какие письма? – Йохан весело посмотрел на него.
- Не прикидывайся болваном, - Герхард отпустил его плечо и брезгливо вытер ладонь платком. – Они нужны мне.
Лисица пожал плечами.
- А мне нужно на свободу, - невозмутимо ответил он.
- В моих силах отправить тебя на виселицу, бродяга.
- Тогда ты точно не получишь никаких писем.
- С чего бы? Твой дружок болтлив и, уверен, что расскажет мне все. Он-то на воле, пока ты гниешь тут, и уже позабыл о тебе, проводя время с любовницами.
Это был нечестный удар, и Йохан отвел глаза: он недоумевал, почему Уивер, который отказался спасаться в одиночестве, сейчас не показывался. Верить в то, что друг планирует его побег, было неумно, но Лисица не мог на него не надеяться.
- Он ничего не знает о письмах, - ответил он наконец. – Я спрятал их один. Только память отшибло – не помню куда.
Цепной Пес пытливо заглянул ему в глаза.
- Да что ты? – глумливо спросил он. – У тебя будет время подумать до суда – потом никто не спасет тебя, бродягу без документов и разбойника. Твой наниматель уже бегал к капитану. Он готов утопить тебя, как беглого слугу, который присвоил себе чужое имя. Я приду к тебе после пыток, и будь уверен, они покажутся тебе райским блаженством. Мне нужны эти письма, - повторил он задумчиво, - а ты всякий раз становишься на моем пути, мальчишка.
Он встал, заложив большие пальцы за ремень.
- А ведь я пытался избавиться от тебя мирно… - добавил Герхард с непонятным сожалением. – Если бы не ты, я бы давно закончил свои дела здесь.
- Значит, так плохо ты их ведешь.
Ладонь Герхарда сжалась в кулак, но он сдержался.
- Уверен, что твой калека-приятель с удовольствием захватит тебя на виселицу, - отчеканил он. – Но если ты вспомнишь о письмах, то, может быть, тебя встретит только каторга.
- Ты сама доброта, - вяло ответил Йохан. – Я помню, кто привел стражников, когда мы дрались с Вяземским. И я не забуду ловушки, которую ты подстроил ночью. И сейчас я должен тебе поверить? Да ты первым позаботишься о том, чтобы меня повесили!
- Поздравляю, - саркастически заметил Цепной Пес. – Глупый лис начал проявлять зачатки разума.
Йохан опять поймал на себе его оценивающий взгляд сверху вниз, но Герхард больше не сказал ничего. Пряжка его ремня тускло сверкнула в полумраке, когда он развернулся, чтобы уйти. Слабость духа шептала Лисице довериться ему – как ни крути, выходило погано, а Цепной Пес сбросил с себя маску и больше не пытался вилять и притворяться лучше, чем был. Как знать, вдруг он в кои-то веки сдержит свое слово?
Но Йохан не остановил его и лишь крепко сжал кулаки, когда стражник запер дверь. Над узким оконным проемом засуетились воробьи, копошившиеся в остатках соломы, и их веселый гомон только усугублял тоску по свободе.
В тот же день свидания с хозяином вытребовал и Диджле. Когда он вошел в камеру, тревожно оглядываясь по сторонам, Лисица заметил, насколько осман исхудал за те дни, что они не виделись.
- Да хранит тебя Аллах, брат, - Диджле опустился на колени и уткнулся лбом в пол, чтобы после преданно взглянуть на хозяина, и Йохан увидел, что камзол на нем уже тщательно залатан и сильно потерт. Осман вновь говорил медленно, как в начале их тесного знакомства, когда он мучительно вспоминал каждое немецкое слово. Желвак слева у него распух, и челюстью Диджле двигал с трудом.
- Встань, - велел ему Йохан. Он был рад видеть маленького османа; тот был жив, не сгинул и, судя по всему, не слишком страдал.
- Верно ли говорят, что ты был разбойником? – Диджле сел на камни, скрестив ноги. В руках у него были вырезанные из дерева четки.
Йохан промолчал. Раньше он бы жарко заверил, что нет, с полной искренностью и уверенностью в собственной правоте. Злоключения в Европе были лишь последствиями побега, а причины того, что он опустился на дно и вел себя порой вовсе не так, как следует дворянину, коренились в том, что мир отнюдь
