Граница - Станислава Радецкая
Где-то мерно капала вода – в тишине этот звук казался особенно громким. Сколько раз упадут капли, прежде чем Йохан окажется на свободе? Тысячу? Тысячу тысяч? Сон пришел незаметно: пустой, черный, без сновидений, но с ломотой в костях.
Утро следующего дня началось с избиения – солдат, которому досталось в стычке при побеге, желал сатисфакции, как всякий влах, и он с удовольствием отделал Лисицу за свое бесславное поражение, велев встать и не двигаться, пока он попробует на заключенном приемы кулачного боя. Уивер пытался позвать на помощь, но ему быстро заткнули рот, и англичанин только возмущенно мычал. Неизвестно, чем бы закончилась эта экзекуция, если бы в застенках не послышалась французская речь и вниз не спустился сам граф Бабенберг, которому доложили о поимке беглого англичанина. Солдат быстро ретировался, недовольный тем, что его святой мести не суждено осуществиться, а Йохан упал на солому, пытаясь отдышаться от резной боли. Незаплывшим глазом он видел, как отворилась дверь, и в подвальную камеру вошел граф в сопровождении судьи, казначея, двух капитанов и господина фон Бокка. За ними толпились слуги, необычно нарядные и серьезные. Лисица зажмурился, пытаясь понять: сон это или явь, но важные господа прошли мимо него, похоже, даже не узнав, и граф указал тростью на Уивера, который исподлобья глядел на него.
- Я знал, - торжественно сказал Бабенберг, подтвердив свои слова искусным риторическим жестом «обращение к небу», - что справедливость всегда трубит победу, господа, и злое дело не останется безнаказанным. Господин Честер Уивер, я пришел к вам сказать, что с этого дня вы свободны, и имперская власть, кою я возглавляю в этом городе сегодня, отказывается от преследования и милостиво прощает все ваши проступки против местных законов. Вы достаточно настрадались за время заключения, хотя, конечно, к вам не применялась constitutio criminalis в полную силу – и я прошу это запомнить, как знак нашей милости – и испытанные ранее муки становятся вашим redemptio, искуплением.
Он замолчал и отступил на шаг, пока остальные господа благоговейно помалкивали. Капитан фон Рейне строго посмотрел на Йохана, но Лисица не мог понять, что значит его взгляд. Все ждали ответа Уивера. Тот вытянул кляп, изрядно смутив собравшихся господ, и первым делом смачно выругался, смешав все известные немецкие слова в кучу.
- Я очень благодарен за вашу щедрость, - добавил Уивер, когда ему чуть-чуть полегчало от ругательств, - и очень сильно польщен вашим пресвятым явлением ко мне, жалкому грешнику, но, сдается, если бы вы лучше проводили расследование, мне не пришлось бы бежать из вашей замечательной тюрьмы, и я бы наслаждался неожиданным отдыхом в этих прелестных стенах, с умилением любуясь пляскам мышей и крыс.
- Виновные, несомненно, будут наказаны, - важно кивнул Бабенберг, который, кажется, принял все его слова за чистую монету. – Кузнец! Освободи этого человека; он должен выйти отсюда с честью и достоинством!
- Это будет трудно в таком наряде, - пробормотал Уивер, и граф уставился на фон Рейне.
- Вы слышали? Дайте ему приличную одежду!
Господа возились вокруг англичанина, как множество нянек вокруг наследного принца, пока он, наконец, не переоделся в принесенное из казарм чистое платье. С шутками и весельем в честь Уивера прокричали троекратное ура, и, будто подхваченный морскими волнами, он вышел из подвала, не обернувшись к другу на прощание, словно мысли о свободе полностью заняли его голову. Йохан поднялся, когда дверь за нарядной процессией затворилась, и цепи зашуршали, зазвенели по каменному полу. Сильно болела голова, и он не думал ни о чем – лишь только отчаяние переполняло душу.
После того, как Йохану принесли скудный обед из недоваренной каши и куска свиной кожи, опять заскрежетал ключ в замке, и Лисица подобрался, вновь ожидая недоброго. Он сощурил здоровой глаз – второй еле открывался – и вытер грязную от еды ладонь о юбку Камилы, посеревшую от недавних приключений. Запахло знакомыми духами, перебивавшими сырые запахи замкового подземелья, и в камеру вошла Роксана Катоне. Она забыла накрасить губы и теперь бледным, напудренным лицом походила на привидение. Лисица отвернулся, стараясь скрыть следы побоев – ему не хотелось, чтобы она увидела в нем лишь драного лиса на цепи.
- У вас есть десять минут, - почтительно заметил стражник из-за ее спины. Он жадно смотрел на лодыжки баронессы, и Йохану захотелось дать ему в лицо.
- Герхард, дай этому человеку талер и оставьте нас, - тихо сказала Роксана. Цепной Пес, показавшийся в дверях, обжег Лисицу недружелюбным взглядом, но возражать не стал. Йохан чуть не рассмеялся: конечно, Цепной Пес заставил ее прийти сюда! Клятые письма и удобная легенда о любовниках.
Он дожевал остатки каши, которые были во рту и отставил миску. Роксана молча глядела на него; руки ее теребили край пышной меховой муфты.
- Здесь холодно, - наконец невпопад сказала она. – Я пришлю тебе теплой одежды.
- Не стоит, - ответил Йохан. Он встал, стараясь держаться в тени. – Со мной все в порядке. Ты и так рискнула, придя сюда.
Она самолюбиво дернула плечом и подошла к нему ближе.
- Наши цели с Герхардом в кои-то веки совпали, - грустно сказала Роксана. – Ему нужны письма, и он договорился, чтобы меня пустили к тебе.
- Тебе тоже они нужны? – Лисица подумал, что ей он бы мог их отдать, чтобы не привязывать баронессу к этому проклятому городу.
Она покачала головой.
- В огне я их видела, - шепотом сказала Роксана. – Мне все равно, достал ты их или нет.
- Я достал их. И спрятал в надежном месте.
- Только не говори мне в каком, - она поспешно прикрыла ему рот нежной ладонью, - я не смогу не рассказать о них Герхарду…
