Екатерина Великая. Владычица Тавриды - София Волгина
Екатерина поморщила нос.
– Вестимо, куда как легко было ему изгнать дьявола из юродивого Желугина Василия! А вот вернул ли он к жизни новорожденного сына Голицына? То есть большой вопрос, великое берет меня сумление.
– Как государыня! Неделю назад, когда родители забрали его назад живого и здорового, они же признали его! Озолотили Калиостро!
– Думается, сей мошенник просто подменил ребенка, ведь он не показывал дитя Голицыным четыре месяца.
– Боже сохрани! Ваше Величество, возможно ли таковое?
– К тому же, я замечаю, Светлейший князь не в меру одаривает чародейку – жену Калиостро. Всему есть мера! Я так понимаю, что сей маг есть лжец и прохиндей. Я теперь пишу пиесу касательно оного Калиостро, под названием «Обманщик», коя весьма скоро появится на сцене театра в Эрмитаже. Приглашаю вас, граф, на премьеру. Посмеетесь от души!
Елагин растерянно, почти испуганно посмотрел на государыню, понеже она редко говорила таковым недовольным тоном. Не успел он среагировать на слова императрицы, как она твердо молвила:
– Посему, желаю, дабы сии авантюристы покинули бы пределы государства.
Она прошла к дверям. На выходе она чуть повернулась к оторопевшему статс-секретарю:
– Извольте позаботиться, граф, дабы оные обманщики немедленно уехали, и доложить об оном незамедлительно.
Она вышла, и Елагин бессильно свалился в кресло. Ведь десятки аристократов, его друзей, убедились в незаурядных способностях Калиостро, но теперь, хотят они того или не хотят, будут вынуждены считаться с мнением государыни.
Терять такого занятного, умного приятеля, как Калиостро, Ивану Перфильвичу отнюдь не хотелось. Но решения императрицы бесполезно было оспаривать, она их не меняла, даже под давлением Светлейшего князя Григория Потемкина.
Через три дни, немало дивясь, генерал-губернатор Петербурга Долгоруков-Крымский доложил, что граф Феникс со своей женой выехал одновременно из восьми застав столицы.
Екатерина посмеялась:
– Ну что ж, надобно отдать должное графу Фениксу: умеет пошутить сей шарлатан!
* * *
И в самом деле, день за днем, видя Ланского перед своими глазами, Екатерина отмечала про себя, что Александр Дмитриевич не хотел денег, поместий, чинов, наград, он просто полюбил ее. Она раздумывала, за что же так обожает ее новый флигель-адъютант? Можливо, за ее материнское к нему отношение? Александр ни на кого не глядел, являясь к ней всегда и везде, по первому зову.
Изрядно похудев, Екатерина зримо помолодела: лицо похорошело, глаза горели. Наряды и украшения теперь она подбирала особливо тщательно. Она была всегда весела и любезна. Сему необычному ощущению способствовали, в первую очередь, ее два внука и любимый Александр Ланской. Она, подолгу играя с детьми вместе с Ланским, видела, что новый любимец находит в оном равное с ней удовольствие. Так совпало, что зачинались отношения с ним, когда внуки были совсем маленькие, и Екатерина и Александр растили их, почитая себя их родителями. На оном душевном подъеме, через полгода, Екатерина, советуясь с Александром Дмитриевичем, принялась сочинять для внуков нравоучительную «Сказку о царевиче Хлоре». Героем ее она сделала юношу, похищенного киргизским ханом-кочевником. Посланный ханом, для «узнания его дарований» на поиски «Розы без шипов» – символа добродетели, царевич Хлор должен был преодолеть множество препятствий и устоять перед почти неодолимыми соблазнами. Последним испытанием стало для него восхождение на крутую и кремнистую гору, увенчанную «Храмом Розы без шипов». Благодаря Честности, Правде и Рассудку, Хлор исполнил повеление хана. Великодушный и щедрый хан отпустил царевича к его отцу.
Маленький Сашенька был в восторге от сказки и часто требовал послушать ее на сон грядущий. Екатерина и Ланской рассказывали ее по очереди. В таковые минуты и неугомонный Константин тоже затихал. То время было ее отдохновением. Но самые счастливые часы были те, которые она проводила с Ланским.
– И за что ты меня так любишь, радость моя, Сашенька, – вопрошала Екатерина в порыве нежности.
– Как можно не любить тебя, – отвечал он, – какой мужчина бы тебя мог не полюбить? Ужели не все ищут твоей любви, счастье мое? – спрашивал он, заглядывая ей в глаза своими чистым взглядом.
Екатерина, вздыхая, целовала его в висок.
– Поистине, любовь приходит, когда не ждешь, свет моих очей, Сашенька! Я всегда искала настоящую любовь, но, увы: настойчивые поиски, как оказалось, никогда не приводят к правильному выбору подходящего тебе человека. И когда ты, наконец, понимаешь оное, то приходит тоска, ты чувствуешь себя совершенно несчастным. Но сама я всегда внутри была готова любить, – она одарила фаворита своим притягательным, лучистым взглядом. – И вот я дождалась той, необходимой мне, желанной любви.
Ланской порывисто обнимал ее.
– Я буду любить тебя всегда, и даже на том свете!
Екатерина смеялась:
– Не говори так: ты мне нужон здесь, понеже мы оба живы.
Екатерина, помолодев лет на десять, буквально расцветала. Наступила, что называется, ее вторая молодость: ей вовсе не мешала пресловутая разница в возрасте радом с Сашей. Напротив, порой ощущала себя вместе с ним маленькой девочкой, ровесницей трехлетнего внука Александра. Коли не государственные дела, она б играла с дитятями Сашенькой и Костенькой вместе с Ланским часами. Что ж ей делать, коли Господь наградил ее такой великой энергией? Куда и как она может ее выплеснуть, коли она из нее так и рвется? Царь Иван Васильевич употреблял ее на всяческие жестокости с народом, император Петр самолично громил врага, перекраивал свой народ, она же лишь тщится мудро им управлять, при том, не забывая о своей приватной жизни. Да, она всегда искала любви нежной, преданной, чувственной, взаимной и вечной. И оное устремление было ее ахиллесовой пятой. Она не нашла искомой любви даже с князем Потемкиным, хотя он был ей ровней во всех отношениях. Но сей человек не мог сидеть на одном месте, любовь императрицы не стояла у князя на первом месте, он жаждал приключений, славы. Неординарный, одаренный, слишком умный, но и слишком непредсказуемый, он не мог составить не токмо ее счастия, но и своего собственного. Она обожала его мятущийся русский дух с вечной неудовлетворенностью, вечным поиском чего-то, чего порой и сам не ведал. Его бунтарская душа кидалась то в крайнюю религиозность, то в мистику, то в политику, то на поля битв. То он восхищался Калиостро, то интересовался иудейской религией, то религией иноверцев, раскольников. Князь Потемкин хотел все знать, все испытать, все изведать сам. И ему удавалось все! Однако во всех его устремлениях почти нигде не было место ей, любящей его, Екатерине.
Совсем по-иному относился к ней Сашенька Ланской, во всем ровный, надежный,
