Валерий Есенков - Восхождение. Кромвель
Это был сильнейший удар. Великого страдальца, которому только что пошёл сорок девятый год, стали слушать внимательно. Он анализировал положение страны и парламента со всех точек зрения, тоже беззаветно верил в благоволение Господа, как верил Кромвель, как верил король; горячо призывал слабодушных к твёрдости, а тех, кто колебался, к решительности:
— Милорд председатель! Говорят, что мы погибли, если возбудим неудовольствие армии. Больше того, один из её вождей мне объявил, что он сложит оружие и не останется больше на службе парламенту. Что же будет тогда с нашими друзьями и с нами, спрашивают меня? Если бы так и случилось, признаюсь откровенно, я не стал бы дорожить службой столь непостоянных и упрямых слуг. Я не сомневаюсь, что в случае, если армия нас оставит, Господь и всё королевство будут за нас. А если нам удастся сойтись с государем насчёт договора, тогда, я надеюсь, услуги армии будут нам уже не нужны. Но что бы ни случилось, будем исполнять свой долг и предадим воле Господа всё остальное.
Что-то вроде безумия охватило представителей нации. Было девять часов утра. Заседание длилось уже целые сутки. Король был арестован. Кавалерия стояла у ворот и охраняла все входы в Вестминстер. Они приступили к голосованию. Большинством было принято героическое и погибельное постановление о том, что ответы монарха удовлетворяют парламент и должны служить основанием для примирения. Этого показалось мало, решили также распустить армию, оставив только несколько гарнизонов для несения службы в приморских крепостях на случай военной интервенции из Ирландии и Европы.
Каю они предполагали провести эти решения в жизнь, осталось навсегда неизвестным. Терпение армии давно должно было лопнуть. Может быть, её удерживало от взрыва только стремление Кромвеля к согласию, к справедливому договору и гражданскому миру. Но Кромвеля не было в Лондоне, и войска взбунтовались.
Пятого декабря с утра три офицера и три депутата из группы индепендентов привольно сидели за громадным овальным столом. На столе было много бумаги и перьев. Эти шестеро основательно и не спеша перебирали всех депутатов парламента. В день открытия их было более пятисот. Спустя восемь лет их осталось что-то около двухсот тридцати. Тем не менее это была большая работа. О каждом депутате припоминали, кто он, откуда, говорил или молчал, о чём говорил, за кого и за что голосовал. После этого его имя заносили в один из двух списков.
К вечеру труд был окончен. Ночью заседал военный совет, однако не весь, на нём не доставало Ферфакса. Решение приняли без него и не посчитали нужным поставить генерала в известность.
Шестого декабря, утром пораньше, пехота полковника Прайда, бывшего возчика в пакгаузах Темзы, произведённого в полковники Кромвелем, и кавалерия полковника Рича сжали Вестминстер плотным кольцом. В самом Вестминстере повсюду, в коридорах, на лестницах, в вестибюлях, стояла охрана. Полковник Прайд занял пост у входа. Рядом с ним — лорд Грей, он называл имя каждого подходившего депутата. Прайд заглядывал в списки и одних пропускал, а другим говорил кратко и грубо:
— Вы не войдёте.
Многих просто-напросто отправляли домой, кое-кого арестовывали и отправляли в соседнюю комнату. Капеллан Ферфакса, со шпагой, но в одеянии проповедника, их охранял. Один из арестованных возмущённо спросил, по какому праву их задержали. Капеллан засмеялся и хлопнул по шпаге:
— По праву вот этой штуки.
Штука была знаменитая. По праву этой штуки в Англии были убиты, отравлены, удавлены и казнены лорды и многие короли, недаром о них с тоскливым предчувствием так часто вспоминал арестованный Карл.
Принн отказался подчиниться приказу и попытался войти — его сбросили с лестницы. Кто-то пробрался в зал заседаний и закричал:
— Милорд председатель! Неужели палата допустит, чтобы изгоняли её членов, неужели вы будете сидеть сложа руки?!
Председатель смутился и направил герольда, который призвал депутатов занять свои места. Прайд никого из них не впустил. Представители нации вдруг решились постановить, что не станут ничем заниматься, пока не окажутся в полном составе, видимо, полагая, что таким образом будет парализована власть. Им подали петицию армии, в которой требовали немедленно исключить арестованных депутатов и всех тех, кто подал голоса за соглашение с королём. Она не получила ответа.
Вечером этого дня Кромвель вернулся в Лондон. К нему обращались с требованиями, с запросами. Он всем одинаково отвечал, что ничего не знал о том, какие действия предпримут его офицеры, но он находит их своевременными и целиком и полностью одобряет их. Другими словами, то, чего он не хотел, совершилось без его ведома и участия. Следовательно, решил он, такова была воля Господа, и его обязанность исполнить её, он ни во что не вмешался и ничего не остановил.
Утром седьмого декабря пехота Прайда и кавалерия Рича вновь сжала Вестминстер плотным кольцом. Чистка продолжилась. В общей сложности арестовали человек сорок. Всего исключили из нижней палаты сто сорок представителей нации. Все они были пресвитериане, как раз те, кто четвёртого утром голосовал за роспуск армии и соглашение с королём. Оставили человек восемьдесят, однако и они далеко не все собирались на заседания. Мероприятие назвали «Прайдовой чисткой». Капеллан Ферфакса прочитал собравшимся проповедь: «Подобно Моисею, вы предназначены освободить народ от рабства египетского.
Как может исполниться это предназначение, об этом мне пока что не было откровения».
Он закрыл лицо крепкими руками бойца, хорошо владевшего шпагой, припал к подушке, которая лежала на кафедре, потом встрепенулся и возгласил:
— Вот оно! Я сообщу его вам! Эта армия искоренит монархию не только здесь, в Англии, но и во Франции и во всех тех державах, которые нас окружают, и таким образом выведет вас из Египта. Говорят, что мы вступаем на путь, по которому ещё никто не ходил. Однако ж припомните Матерь Господа нашего Иисуса Христа! Разве до Неё были примеры непорочного зачатия? Мы живём в эпоху, которая послужит примером грядущим векам!
Представители нации, все из группы индепендентов, возликовали. Вскоре они увидели Кромвеля, который, после долгого перерыва, вновь занял своё место в парламенте, и возликовали ещё раз. Председатель официально объявил ему благодарность за шотландский поход. Депутаты с восторгом её поддержали. Он без ложной скромности изъявил им признательность и ещё раз повторил, призвав в свидетели Господа:
— Господь свидетель, я ничего не знал о том, что здесь происходит, но так как дело сделано, я очень рад, теперь нужно его поддержать.
На другой день армия арестовала денежные средства всех парламентских комитетов, довольно большие, на том основании, что при постоянной задержке жалованья сама вынуждена заботиться о собственных нуждах. Одиннадцатого декабря Ферфаксу была представлена петиция от имени армии, в которой требовали, чтобы судьба короля была рассмотрена сначала собранием офицеров, а потом нижней палатой. Тем временем нижняя палата в своём сильно урезанном составе отменила свои прежние решения о роспуске армии и о соглашении с государем. Из полков, от городских советов и графств поступали декларации на имя парламента и Ферфакса, которые требовали судить короля. Для начала был отдан приказ перевезти его из Херст-Кастла в Виндзор. Приказ был своевременным. Принц Руперт готовил нападение на эту одинокую крепость. Несколько судов, полных солдатами, уже были в пути.
В ночь на семнадцатое декабря Карл проснулся от громкого шума. Он слышал, как скрипели цепи, опускавшие мост, как группа всадников въезжала во двор. Должно быть, узник терялся в догадках, кто это: Руперт или усиление эскадронов, стороживших его. Он отправил слугу:
— Узнайте, кто это.
Слуга возвратился:
— Это полковник Гаррисон.
На глазах короля появились слёзы. Слуга бросился его успокаивать. Государь с расстроенным лицом упавшим голосом разъяснил:
— Я не испугался, но вы, должно быть, не знаете, что этот полковник поклялся меня убить ещё во время последних переговоров. Об этом меня уведомили письмом. Я никогда не видел его и не сделал ему никакого зла.
Он явным образом путался, всё ещё полагая, что тут возможна личная месть, и вдруг спохватился:
— Мне бы не хотелось, чтобы меня застали врасплох. Это место чрезвычайно удобно для преступления.
Он послал узнать, зачем приехал полковник. Вскоре доложили, что пленника увозят в Виндзор. Король был рад, как ребёнок:
— Слава Господу! Стало быть, они стали сговорчивей! Виндзор мне всегда нравился больше других моих замков. Там я буду вознаграждён за всё, что вытерпел здесь.
Переезд задерживался. Полковник делал всё обстоятельно, вперёд был выслан эскадрон кавалерии, которому он предписал проверять окрестности на расстоянии одного дня пути. Монарх его торопил, всё ещё уверенный в том, что ни один волос не может упасть с его головы и что вот он был во всём прав, они не обошлись без него.
