100 великих катастроф на море - Евгений Викторович Старшов
Итак, пока что взрывы продолжали сотрясать корабль – их насчитывают от 14 до 25. От погребов носовой башни позже сдетонировали погреба противоминной артиллерии – видимо, именно они «раскрыли» борт, что ускорило гибель линкора. Повсюду летели горящие обломки и полузаряды пороха; специально отвели подальше второй дредноут, чтобы не взорвался и он. Спасти линкор путем контрзатопления нужных отсеков технически не представилось возможным – вода прибывала все быстрее, все системы вышли из строя от пожаров и взрывов. Под конец, в 7.02, раздался мощнейший взрыв, подобный самому первому, окончательно погубивший все системы затопления, трубы, и т. п., дредноут начал погружаться носом. Через 6–7 минут последовал еще один взрыв, линкор сел носом уже по палубу, и в 7.12 уткнулся форштевнем в грунт (глубина под килем была всего порядка 8—12 метров), погружение корпуса продолжалось. В 7.16 «Императрица» стала валиться на правый борт, перевернулась, и 4 минуты спустя затонула, затянув катер со спасенными было людьми. Точное число погибших из 1225 человек экипажа никогда так и не будет установлено, данные очень разнятся. В среднем принимают цифру в 230–309. Первый взрыв – носовой башни – унес жизни порядка 100 человек. 82 человека умерли от ран и ожогов. Многие оказались заживо погребенными в перевернувшемся корабле – водолазы еще на протяжении двух суток слышали стуки изнутри, но обеспечить им спасение не смогли. Матрос И. А. Бушмин вспоминает: «Мария» сначала после взрыва лежала на борту, потом перевернулась вверх килем. Братва очень тяжело умирала. Главным образом машинная команда. Стон был слышен на берегу, несмотря на то что «Мария» была броненосной». Осиротевшая «Екатерина» на исходе дня дала трехминутный гудок в память о погибших.
Высокая комиссия, в которую входили выдающийся инженер-кораблестроитель А. Н. Крылов и адмирал Н. М. Яковлев (в прошлом – командир взорвавшегося 31 марта 1904 г. «Петропавловска»), к определенному выводу не пришла, ограничившись тремя возможными вариантами – все теми же некачественными боеприпасами, халатностью и диверсией. Каждая из них аргументирована, но правда неизвестна до сих пор. Самовозгорание пороха и небрежность были признаны маловероятными, однако доступ в артиллерийские погреба был легок «не по уставу», и на «Марии» всегда было много рабочих, контроль за которыми был очень слаб. Отсюда указание комиссии «на сравнительно легкую возможность приведения злого умысла в исполнение». Вывод из строя дредноута был однозначно на руку врагам, но они ль его осуществили?
В этом был твердо убежден советский автор А. С. Елкин, чьи статьи 1970 г. в «Технике – молодежи» и 1981 г. в журнале «Москва» стали своего рода сенсацией. В своей «Арбатской повести» 1978 г. он рассказывает о том, как на руинах Кёнигсбергского замка он в 1947 г. обнаружил старые фото с взрывом «Императрицы Марии». Естественно, он выдвинул тезис: при старых, очень ограниченных возможностях фотосъемки эти фото сделаны человеком, заранее знавшим о том, что произойдет взрыв: требовалось время для установки аппаратуры и т. п. А то, что фото найдено в Кёнигсберге, говорит о том, что снимали немцы или их пособники. Значит… Вывод ясен. Попутно Елкин пишет о награждении высокого немецкого чина Вермана, связанного с севастопольским «Руссудом» – видимо, за проделанную работу, о некоем русском морском офицере немецкого происхождения мичмане Фоке, якобы взорвавшем сначала «Марию» (он действительно на ней служил и даже давал показания следственной комиссии, что «взрыв произошел от злого умысла»), а потом в феврале 1917 г. пытавшемся взорвать «Екатерину» – и застрелившемся то ли оттого, что бдительная охрана не пропустила его в погреба, то ли уже пойманного с поличным, с «адской машиной» в руках, и т. д.
В этом усомнился еще И. Ф. Цветков, в наше время часть его выводов опроверг А. В. Чаплыгин – в частности, оказалось, что в собрании Морского штаба есть точно такие же фото с печатями и служебными отметками, значит, снимал наш человек, а взрыв «попал» на фото случайно; награждение немца-шпиона не связано с его севастопольской деятельностью – он хоть и создал шпионскую сеть на «Руссуде», но с началом войны был выслан в Оренбург, где и пребывал до 1917 г., и т. п. Но не все. И Елкин в защиту своей версии сказать ничего, к сожалению, не может, поскольку давно скончался. В общем, у каждой стороны своя правда. И современный исследователь истории «Императрицы Марии» С. Е. Виноградов, наверное, самый фундаментальный изо всех, твердо уверен, что дредноут погубила вражья рука.
«Мария» была разгружена от снарядов и лома, по возможности загерметизирована и путем нагнетания сжатого воздуха поднята кверху дном в августе 1918 г., но в обстановке Гражданской войны ни о каком восстановлении дредноута не могло быть и речи. Ее ввели в док (известно, что там ее осматривал генерал А. И. Деникин), где она простояла три года, разрушая его и разрушаясь сама. Пока она стояла в доке, разрабатывались многочисленные проекты ее переворачивания, однако воплощать их так и не стали. Один из них, весьма оригинальный, предлагал использовать снятые со старых броненосцев «Екатерина II», «Чесма», «Синоп», «Георгий Победоносец» и «12 апостолов» двадцать восемь 35-калиберных 12-дюймовок. Они в качестве балласта крепились на днище между 85-м и 122-м шпангоутами «Императрицы» и должны были перевернуть линкор. В