Екатерина Великая. Владычица Тавриды - София Волгина
* * *
Екатерина была вполне счастлива: рядом с ней ее Пирр Эпирский, такожде, как и князь Потемкин, империя ее вне всякой войны, внук ее, Александр, растет здоровым и смышленым мальчиком. Радовалась, что Великий княжич Александр Павлович недолго оставался единственным внуком: она с нетерпением ожидала появления второго внука, коий должон был появиться чуть ли ни в день рождения своей венценосной бабки. Она была уверена, что для Александра будет рожден непременно брат, но не сестра. Так и случилось: 27-го апреля, через не полную неделю после пышно отпразднованного пятидесятилетия Екатерины, на свет появился еще один ее внук – Великий княжич Константин Павлович.
В Петербурге палили пушки и звонили колокола в честь рождения в Великокняжеском семействе еще одного мальчика, коего Екатерина такожде забрала в свои покои. Старшему Александру было уже полтора года. Екатерина была счастлива, глядя на старшего внука, что он не знает простуды, велик ростом, здоров и очень весел, красив и не плаксив. Екатерина тщательно предусматривала все мелочи обихода царственного внука: она сама спроектировала Александру платье, скроенное так, что ни один шов не касался тела дитяти и не причинял ему неудобств. Выкройку оного костюма просили аглицкий и шведский монархи.
Весь двор поздравил императрицу с рождением Константина. Имя ему дала она сама и было оно не обычным для царской фамилии. Но у императрицы были свои планы на новорожденного Великого князя. Мечта, которую она намеревалась всенепременно осуществить: возвести второго внука на константинопольский престол восстановленной Византии. Коли удастся сделать Константина императором, то она достигнет самой главной своей цели: у ее любимого старшего внука Александра будет верный помощник в его великих деяниях, брат, коий никогда не сподобится его предать. Оба они будут праведно вершить судьбу мира.
Императрица шутила, что крестить внука будет ее лучший друг, сидящий на турецком троне уже пять лет, султан Абдул-Гамит, а поскольку не подобает турку крестить христианина, то, по крайней мере, дабы оказать ему честь, она и назвала внука Константином. А допрежь, она, забрав его, как и Александра, в свои покои, приставила к нему английскую бонну, двух дам для ночного дежурства, четырех нянек, кормилицу-гречанку Елену, двух камердинеров, двух камер-лакеев, восемь лакеев и восемь истопников.
Гофмаршал и камергер князь Федор Барятинский вместе с обер-шталмейстером графом Львом Нарышкиным поздравив императрицу, по ее приглашению, задержались в кабинете.
Радостный Левушка Нарышкин не преминул поделиться высказываниями своего приятеля, французского поверенного:
– Де Корберон изразил глубокую мысль, что наша Великая княгиня Мария Федоровна, лучше, нежели их королева, касательно рождения детей.
– Да уж… Как мне известно, Мария-Антуанетта несколько первых лет не родила, но сказывают, в оном вина ее мужа, Людовика Шестнадцатого, – иронически отметила государыня и сразу попросила:
– Лучше, скажите, господа, что сказывают об имени моего второго внука? О моем Константине? Он разительно похож на своего отца.
– Весьма похож на отца! А Александр – в свою мать, – заметил князь Барятинский.
– Ну, что сказать, – молвил Нарышкин, – в свете ходят возбуждающее толки. Политики думают, что Вы предназначили своего второго внука к тому, чтобы восстановить печальной памяти Византийскую империю.
Императрица усмехнулась:
– Что ж, может статься, они и правы. Хватит османской империи хозяйничать в Византии. Уж более трехсот лет там греки под их гнетом…
Барятинский поспешил показать свою осведомленность в истории:
– С 1453 году Византия рухнула при Константине Палеологе.
– Пора порушить турок!
– Ведь сумели русские порушить татар чрез триста лет.
Императрица согласно кивнула, засим спросила:
– Что еще сказывал де Корберон?
– Он озабочен своей службой. Не желает оставлять Петербург, а срок его приспел. Посему ездил к Светлейшему князю за рекомендацией к Вашему Величеству. Тот его направил к Панину, пеняя на то, что маркиз де Жюинье останется во Франции. Де Корберон не прочь занять его место здесь в России.
– И что Панин?
– Панин обещал написать во Францию. Француз ушел от него, заручившись самыми любезными обещаниями.
Екатерина засмеялась, сквозь смех молвила:
– Панин так ленив, что пока он отпишет во Францию, сюда уже прибудет очередной посланник.
* * *
После семнадцатилетних дружеских отношений с Иваном Ивановичем Бецким Екатерина охладела к нему.
– Надоел он мне! – говорила она Потемкину. Ему видится, что все школы, университеты, приюты и прочее – сиречь принадлежит его славе, a я российская императрица здесь ни причем.
Потемкин повел бровью.
– Что мне всегда в нем нравилось, так то, что никогда не лез в дела государственные, сиречь в политику, тихо себе занимался воспитанием детей своего отечества.
Екатерина сжала губы.
– Согласна: он немало сделал в деле обучения и воспитания молодцев и девиц русских. А я-то что? Сбоку просто находилась? Нет моих трудов в основании воспитательного общества благородных девиц, теперь под названием – Смольный институт? Да, я там токмо что не ночую, особливо, в пору экзаменов.
Екатерина выдержала паузу.
– Еще в шестьдесят пятом году я отблагодарила его службу назначением шефом Сухопутного шляхетского корпуса.
Потемкин хмыкнул, посмотрел на нее укоризненно:
– Кстати, я смотрел устав кадетов, который Бецкой составил сам. Я, по крайней мере, остался доволен. Так что чин действительного тайного советника, который он получил десять лет назад от тебя, он носит по праву.
Екатерина улыбнулась.
– Я не спорю. Он хороший воспитатель. Любит свое дело.
Екатерина задумалась, видимо высчитывая годы.
– Шесть или пять лет назад он учредил Воспитательное коммерческое училище для купеческих детей. Сумел с подвигнуть Прокопия Демидова выделить средства для оного заведения.
– Ну, вот, – усмехнулся Потемкин, – ужели худо! Старик все взял под свой контроль. И дворяне, и купцы под ним, осталось токмо крестьянами заняться.
– Екатерина улыбнулась.
– Дай срок! Какие его годы! Всего лишь семьдесят пять.
Она оба рассмеялись.
– Все успел, токмо семьи не завел.
– А завел бы – ничего не успел бы. Вот так-то, друг мой сердешный! – сказал с намеком князь. Екатерина, заметила его намек, но, отмахнувшись, гнула свое:
– Да, он поспособствовал созданию у нас новой породы молодых людей. Но когда он задумал образовать третье сословие, многим оное не понравилось.
– Хм. Отчего не понравилось?
– Не понравилось то, как он оное хотел воплотить в жизнь. Поелику я и отстранила его от просветительской деятельности. Пора, как говорят, и на заслуженный отдых. Пусть теперь другие поупражняются на сей ниве.
Потемкин устало потянулся в кресле, закрыв рукой рот, зевнул. Весело взглянув на Екатерину, сказал:
– Да, пора, стало быть, и честь знать. Токмо зри в корень: меня так не задвинь,
