Екатерина Великая. Владычица Тавриды - София Волгина
– Сказывают, вчерась, в вечернее время шведский посол Нолькен, подвергся нападению четырех или пяти разбойников, его лакею выбили зуб и едва не перешибли руку дубиною. Спаслись они тем, что кучер погнал лошадей, – вспомнил обер-шенк.
– Да, что там! – с горечью заметил Барятинский, – сказывают, сама императрица боится одна гулять по саду. Она уволила Волкова от должности директора полиции, за плохую его распорядительность.
– Да-а-а-а, – худые дела, – молвил граф Александр Нарышкин.
– Худые, хуже не придумаешь. И везде! Взять сей Крым… В прошлом году наш посол Стахиев чуть было там не погиб, – напомнил князь.
– Однако не погиб же… Он много сил кладет в Константинополе, дабы присоединить к нам Крым. Императрица весьма нахваливает его. Пожаловала ему тысячу душ.
– И орден Святого Станислава, – поспешил подсказать Александр Нарышкин.
– Однако, я слышал, – заметил граф Лев, – его скоро отзовут из Константинополя.
Записки императрицы:
Через четыре года после Пугачевского восстания был выработан и издан манифест об общих правилах использования приписных крестьян на казённых и партикулярных предприятиях, который ограничивает заводчиков в использовании приписанных к заводам крестьян, ограничивает рабочий день и увеличивает оплату их труда.
* * *
В Санкт-Петербурге зачастили пожары. Как всегда, вначале, на сие обстоятельство не очень-то обратили внимание. Но когда загорелись на набережной, около биржи, деревянные амбары со складами табака и суда, из коих многие совершенно сгорели, тогда заговорили о поджогах. Из порта многие суда поспешили уйти.
Екатерина с Потемкиным и свитой осмотрела пожарище. На Неве пахло табаком. За ночь выгорело пространство в несколько десятков сажен. Вид пожарища ужасен; опричь того, повсюду валялись люди, уставшие от ночной работы.
В момент осмотра все еще горели склады пеньки, притом так сильно, что помочь ничем было нельзя. Да и нечем было заливать: из трех труб работала только одна… Недовольная оными событиями, Екатерина собрала Совет в Сенате, помещавшемся в большом здании, не тронутом пожарами, около памятника Петру Великому. С одной стороны, оное здание выходило на набережную, а с другой – на Канатную улицу.
Екатерина вошла в не очень великий зал, в котором собирались сенаторы, посредине коего стоял длинный стол, покрытый сукном. На одном его конце находилось ее кресло, а над ним, на стене, под балдахином висел большой ее портрет во весь рост. На столе лежали указы императора Петра касательно того, как себя должны вести сенаторы: не браниться, не драться. Сенаторы уже заняли свои места. Вяземский сообщил, что потерь от пожаров примерно в четыре миллиона рублев.
– С чего мог начаться пожар? – холодно и строго вопрошала Императрица.
– Сказывают, начался с барки, нагруженной пенькою, от свечки, поставленной перед образом.
Безбородко молвил:
– Ваше Величество, многие подозревают, однакоже, поджог со стороны англичан, тем паче, что некоторые из них весьма довольны пожаром.
Екатерина удивленно повела бровью:
– Как оное понимать, когда аглицкие торговцы, мне докладывал их посол Гаррис, сами много потеряли на оном пожаре.
– Вполне может статься, – молвил Кирилл Разумовский. – Аглицкие меценаты ненавидят всякого торговца, не принадлежащего к их национальности. Слыхивал, они спалили корабль некоего Смита, американца.
– Сдается мне, что они мстят нам за то, что не дали им солдат, дабы подавить Американскую революцию, – хмуро высказался князь Потемкин.
– И я так мыслю! Где это видано: один за другим целых три пожара, естьли считать еще и неудавшийся поджог военного флота, который сгорел бы, естьли б огонь не был вовремя замечен.
Екатерина с трудом сдерживала себя, глаза ее гневно сверкали:
– Поставьте везде охрану. Надобно назначить комиссию для исследования причин пожаров, – удрученно молвила Екатерина. – Допросите матросов, сделайте обыски, выясните, где находились аглицкие торговцы и другие их люди в момент пожаров. Окроме того, следует разобраться, что происходит в Кронштадте: мне докладывают, что там царствует такой беспорядок и привозимый лес воруют безбожно. Привозят толико леса, что его хватило бы на постройку сотни судов, а строят два или три. А лес идет на выделку мебели, экипажей и прочих глупостей. Буде выявят доподлинно сей беспорядок, отправим виновников по Государевой дороге, по Владимирскому тракту, – пригрозила разгневанная императрица.
Приказ Екатерины бросились выполнять, но следствие было произведено поверхностное: перетрясли экипажи судов, но ничего подозрительного не обнаружили даже в Кронштадте. Касательно аглицких торговцев и прочих их соотечественников было выявлено, что в день пожара многие из них обедали у адмирала Самуила Грейга.
Записки императрицы:
Кругом пожары. Мнится мне, что сие – от рук аглицких.
* * *
Разразился нешуточный скандал промеж императором Иосифом II и «старым Фрицем» в связи с дележом «Баварского наследства». После смерти Баварского курфюрста Максимилиана Третьего, австрийский император Иосиф Второй, его родственник по покойной жене, потребовал от преемника курфюрста более трети баварской территории. Подобного усиления Австрии и перекоса баланса сил в Священной Римской империи германской нации король Фридрих стерпеть не мог. Он выступил под благовидным предлогом – защиты того, что именовалось германской конституцией, иными словами – решений Вестфальского конгресса сто тридцати летней давности, разбившего Германию на сотни независимых кусков и кусочков.
Хитрый Фридрих Второй, сам многократно нарушавший конституцию, развязав три войны и поживившийся за счет соседей, делал вид, что то – дела давние, не стоит их вспоминать. Сам же вел дела так, чтобы уменьшить австрийские притязания и самому получить территориальную компенсацию. Он хитро интриговал, дабы достичь своей цели. Заручившись поддержкой того же курфюрста Максимилиана, он начал военные действия против Австрии.
Однако, к его разочарованию, ничего похожего на стремительные атаки Семилетней войны новая война не имела! Брат короля, Генрих, с армией в восемьдесят тысяч человек, застрял на полях и болотах. Война вошла в историю под названием «картофельной», понеже прусское воинство, вторгшееся в Чехию, мыкалось в непролазной осенней грязи, солдаты сотнями умирали от дизентерии. Голодные они более принесли вреда, поедая картофель с полей населения, чем военными действиями.
Принц Генрих, бывший не в самых лучших отношениях с венценосным братом, с самого начала выступал против развязывания войны, был раздражен, рассорился с ним и не скрывал оного. Вскоре он информировал короля, что сумеет удержать позиции лишь до середины сентября из-за нехватки фуража и растущей заболеваемости. Он, как и Екатерина, переписывавшися с Мельхиором Гриммом, в одном из писем клялся, что «никогда больше не обнажит меч ради такого короля». Вестимо, о сей клятве императрицу вскоре известил барон Гримм. Екатерина не забыла коварство Иосифа во время войны с турками, но ей надобно было и укротить аппетит прусского короля. Посему, она двинула к границам Силезии в поддержку Пруссии
