Екатерина Великая. Владычица Тавриды - София Волгина
– Я знаю тебя: мы с тобой без малого тридцать пять лет редко разлучались. И ты, и я вместе шли по жизни. Чего тебе не хватало? Любви?
Брюс отрицательно затрясла своими взбитыми локонами.
– Помилосердствуйте, государыня – матушка! Не знаю, как оное могло случиться? Я и помыслить не могла! Говорю же, это он меня туда затащил. Простите меня, простите, Ваше Величество! – захлебываясь слезами, она на коленях подползла к Екатерине. Та резко от нее отодвинулась.
– Прощай! Ступай и живи своей жизнью. Мы больше с тобой не увидимся! Стража, вывести ее!
Гвардейцы подбежали, готовые схватить ее, встали за спиной плачущей графини Брюс.
– Если б ты не была сестрой графа Петра Румянцева-Задунайского, я б не так мягко с тобой поступила, – сказала Екатерина, глядя прямо ей в глаза.
Отправив свою бывшую наперсницу, Екатрина задумалась: конечно, изменники они оба – и графиня, и Корсаков, но каков князь Потемкин! Как ловко он оную картину измены выявил! Екатерина усмехнулась. Стало быть, князь вывел их на чистую воду. Посмотрим, что же Светлейший князь поведает ей «на сей предмет» при встрече.
Уязвленная Екатерина хотела все знать. Князь Потемкин должон был явиться хотя бы ко дню рождения наследника Павла Петровича, стало быть через день. Слезы душили… Но нет! Она не даст себя вышибить из седла. Она поедет в итальянскую оперу, которую дают сегодни для кадетов. Там будет ее сын Алексей Григорьевич, коий влюблен в фрейлину Катеньку Энгельгардт. Вот вместе с ней, с Катенькой, она и поедет в театр.
В театре она немного пришла в себя, наблюдая, как в антракте ее семнадцатилетний сын поднялся в их ложу ради ее молоденькой фрейлины. Правда, засим и князь Григорий Орлов пришел поклониться императрице. Он, который ненавидел Потемкина и, вестимо, его племянниц, съязвил по поводу страсти своего сына Бобринского к Энгельгардт. На что получил молниеносный и нелицеприятный ответ юного кадета. Князь Орлов, смутившись, более ничего не сказав, удалился. А влюбленные, смеясь, продолжили тихонько шептаться.
Записки императрицы:
Царь Эпирский оказался неверным мне. И полюбовница его – Прасковья Брюс. Оба они более не при дворе.
Алексей Бобринский влюблен в красавицу Екатерину Энгельгарт.
* * *
Адмиралтейств-Коллегия постановила разделить Балтийский флот на две дивизии во главе с адмиралами Чичаговым и Грейгом.
– Вы господа, – говорила им императрица, – славно командовали вверенными вам дивизиями. Но из длительных командировок, как вы знаете, вернулись адмирал Сенявин и вице-адмирал Евламов. Вас ожидает другая стезя, не менее трудная: охранять наши мирные торговые суда.
Екатерина кивнула князю Потемкину. Тот продолжил:
– Как вы сами ведаете, на морях и океанах появилась масса каперов, они захватывают суда под различными флагами, нападают и на наши суда, что является оскорблением Ея Величества и достоинства государства. Весьма и весьма надеемся на вас в деле защиты наших судов. Сей час их защищает эскадра контр-адмирала Хметевского, тем не менее, нападения на российские суда продолжаются.
– Раньше таковое тоже было на морях, – почтительно заметил адмирал Самуэл Грейг.
– Кому не известны аглицкие морские пираты? – заметил Панин. – Их корсарам теперь раздолье, теперь, когда воюют и Англия, и Франция и другие страны, оные каперы под шумок и промышляют.
– Что же делать? Палить из пушек, как токмо завидим чужое судно? – спросил недоверчиво Чичагов.
Императрица опередила Потемкина с ответом на вопрос:
– Пока действовать на ваше усмотрение. Морское министерство готовит «Декларацию о вооруженном нейтралитете».
Оба адмирала заинтересованно смотрели в четыре глаза на императрицу.
– Вам интересно узнать, что Декларация из себя будет представлять? – спросила Екатерина.
Те кивнули одновременно. Екатерина усмехнулась.
– Извольте, – она взяла листок со своего стола, – вот прожект. Декларация провозглашает, что нейтральные суда могут свободно плавать у берегов и между портами враждующих держав, товары же подданных воюющих держав неприкосновенны на борту нейтрального судна. Блокированным признаваться будет лишь тот порт, вход в который действительно затруднят движение кораблей противника.
Государыня подняла глаза, как бы спрашивая: ну как?
Чичагов непроизвольно почесал затылок.
– Да-а-а, – молвил он задумчиво. – Можливо, истинно, будет какой прок в оном?
Екатерина, положила бумагу на стол, улыбнулась.
– Будет, не сомневайтесь, господин адмирал.
– Эх, мне бы, Ваше Величество турок бить, а так валандаться за торговыми судами – чистая тоска.
Екатерина Алексеевна строго посмотрела на него.
– А кто же будет защищать честь вашей императрицы на морях? Ужели безоружному русскому кораблю терпеть нападки от пиратов?
Чичагов пристыжено опустил глаза.
Екатерина вдруг, по-домашнему, спросила его:
– Как ваш сын, адмирал Чичагов? Слышала он уже в Петершуле, самой лучшей школе, у вас учится?
– Да, государыня, уже второй год там. Все просится ко мне на корабль адъютантом.
– Успеет послужить у своего батюшки, – благосклонно заметила императрица. После Петершуле зачислим его на военную службу в лейб-гвардию Преображенского полка. Пусть сначала там себя покажет.
Чрез некоторое время, императрица положила отозвать Чичагова: особливо доверяя русскому адмиралу, она изволила приказать ему продолжить управлять местной корабельной командой. Паче того, уже через месяц, он понадобился в Петербурге на административную работу по морском ведомству.
* * *
У Светлейшего князя наступил разрыв в отношениях с Варенькой, ревнивой и непредсказуемой красавицей. Она не желала прощать ему его измены. И как он не называл ее «сокровищем, божественной Варюшей, сладкими губками, любовницей нежной», она и слышать не хотела видеться с ним в оном качестве. Она, наметив себе жениха в лице молодого князя Голицина, изрядно влюбилась в него. В последний раз она отписала дяде письмо:
«Напрасно вы меня ласкаете. Я уже не есть та, которая была. Послушайте, я теперь сериозно говорю, естьли вы, когда-нибудь меня любили, то прошу вас, забудьте меня на веки, а я уж решилась, чтобы оставить вас. Желаю, чтобы вы были любимы тою, которую иметь будете, но верно знаю, что никто вас столь же любить не может, колико я».
И как он ее не останавливал, она не желала менять свое желания. Графу пришлось тогда обратить всю свою аттенцию на Екатерину Васильевну, коя весьма скоро ответила на его ухаживания. Однако, она так и не полюбила его, как любили его Александра и Варвара. У нее не было и в помине их страсти. В душе она любила дядю, лишь как дядю и из жалости позволила себя любить. Князь
