Мария I. Королева печали - Элисон Уэйр
Мария тотчас же напряглась.
– А вас осматривал врач? – поинтересовалась она.
– Нет. Но мне придется, если боли не прекратятся. – Елизавета обратила на сестру невинный взгляд темных глаз под нависшими веками.
– Постарайтесь именно так и сделать, – сказала Мария. – Я хочу на следующей неделе видеть вас на мессе.
* * *
Мария была чрезмерно довольна, увидев, что Елизавета присоединилась к процессии в Королевской часовне, и, тепло приветствовав сестру, наградила торжествующей улыбкой де Ноая, который чувствовал себя не в своей тарелке. Но когда они двинулись вперед по галерее, Елизавета принялась громко причитать:
– Ой, как у меня ужасно болит живот! – Она схватилась за живот с видом мученицы, после чего повернулась к придворным дамам королевы. – Не могли бы вы мне его потереть?
Дамы растерялись, но Мария, уверенная, что сестра притворяется, чтобы пропустить мессу, кивком успокоила их.
Уже в дверях часовни Мария поспешно прошла вперед, не оставив Елизавете иного выбора, как следовать за ней. Во время службы Мария внимательно следила за сестрой, но ничего подозрительного не заметила, а потом вдруг увидела у нее на поясе миниатюрную золотую книжицу с предсмертной молитвой их брата. Что, если Елизавета повесила ее как сигнал своим сторонникам-протестантам? Что было маловероятно, поскольку в часовне находились лишь католики.
Мария, возрадовавшись обращению Елизаветы, после мессы провела ее в свои личные покои и щедро наградила, подарив ей бриллиант, рубиновую брошь и коралловые четки. Елизавета нежно поблагодарила сестру.
Однако радость Марии была недолгой. Когда в следующее воскресенье Елизавета не пришла к мессе, сомнения вспыхнули с новой силой. Масла в огонь подлили Гардинер с Ренаром, которые высказали предположение, что Елизавета откровенно лукавит.
– Она ведет себя подобным образом скорее из страха и желания избежать наказания, чем из искреннего благочестия, – пробурчал Гардинер.
Марии ничего не оставалось, как посмотреть правде в глаза.
– Боюсь, просьба снабдить ее книгами и обеспечить духовное руководство обусловлена исключительно лицемерием.
Кипя от негодования, Мария вызвала к себе Елизавету и обратилась к ней с такими словами:
– Говорите открыто и честно. Итак, веруете ли вы в то, во что веруют истинные католики: что во время мессы происходит настоящее чудо и Святые Дары действительно становятся Телом и Кровью Христа?
Елизавета дрожала как в лихорадке.
– Мадам, теперь я понимаю всю глубину своих заблуждений. Я готова сделать заявление, что пойду к мессе, поскольку этого требует моя совесть, и сделаю это бесстрашно и добровольно, без притворства или лицемерия.
Мария не знала, стоит ли верить сестре, а потому ограничилась сухими словами:
– Я рада это слышать. Буду ждать вас в следующее воскресенье в часовне.
Отпустив Елизавету, она послала за Ренаром.
– Она действительно дрожала? – спросил посол, когда Мария рассказала о разговоре с сестрой, и, получив утвердительный ответ, продолжил: – Это потому, что вы потребовали от нее честного ответа. И естественно, не получили его. Не сомневаюсь, что она обвела вас вокруг пальца, солгав насчет своего обращения.
– Именно этого я и опасаюсь. Мессир Ренар, мне невыносима мысль, что, если я умру, не подарив стране наследника, мой трон займет женщина с сомнительными религиозными убеждениями. Я не могу обременить свою совесть, позволив Елизавете наследовать престол. Это будет позором для королевства. – При этой мысли Марию захлестнула волна гнева и печали. – Более того, она отпрыск женщины, о дурной славе которой вы наверняка наслышаны и которая была наказана по заслугам.
– Ваше величество, вы устраните опасность восшествия вашей сестры на престол, если поспешите с замужеством и родите наследника.
– Теперь все зависит не от меня, а скорее от императора, – ответила Мария.
– Я передам ему, что сейчас самое подходящее время сделать шаг навстречу, – пообещал Ренар.
* * *
Гардинер попросил об аудиенции и явился с депутацией советников, включая преданных слуг Марии: сэра Роберта Рочестера, сэра Фрэнсиса Энглфилда и сэра Эдварда Уолдгрейва.
– Мадам, – начал епископ, – мы просим ваше величество определиться с замужеством и вновь настоятельно рекомендуем рассмотреть кандидатуру милорда Девона.
Гардинер напрасно тратил на Марию свое красноречие. Он любил Куртене как сына, но не знал, что королева уже получила тревожные сообщения по поводу сомнительного поведения молодого человека. Ей также доложили о том, что он сдружился с французским послом и теперь, возможно, плетет интриги, собираясь жениться на Елизавете.
– Он слишком молод, – пренебрежительно сказала Мария и, отмахнувшись от возражений советников, решительно заявила: – Я не выйду за него замуж!
Пытаясь выбросить из головы мысли о замужестве и прочих проблемах, Мария с головой ушла в подготовку к коронации. Ее огорчила новость об отзыве Шейфве, но чрезвычайно обрадовало известие, что Ренар станет единственным послом императора в Англии. Впрочем, она даже не успела поздравить его с назначением, поскольку ушла с головой в решение множества вопросов, связанных с коронацией.
* * *
В конце сентября под звон фанфар и грохот пушечной канонады Марию и Елизавету доставили на королевской барке из Уайтхолла в Тауэр, где по традиции монархи останавливались перед коронацией. Традиция также предписывала суверену посвящать в Тауэре новых рыцарей в орден Бани, но на сей раз было решено, что церемонию проведет верховный лорд-распорядитель королевского двора Арундел. Никто и помыслить не мог, чтобы королева приняла участие в обряде, в ходе которого рыцари накануне дня посвящения купались обнаженными вместе с монархом и целовали его в обнаженное плечо. Одна мысль об этом вгоняла Марию в краску.
Три дня спустя придворные дамы нарядили ее в отороченное горностаем платье из золотой парчи и синего бархата, а на голову надели украшенную мишурой и жемчугом блестящую сетку для волос, настолько тяжелую, что пришлось придерживать ее руками. Под восхищенное аханье придворных Мария села в обитую золотой парчой открытую карету и в составе торжественной процессии поехала по праздничным улицам, украшенным церемониальными арками и цветами. Из окон домов свешивались гобелены, на каждом углу устраивались представления с яркими декорациями. Дети пели и произносили речи, народ приветствовал королеву радостными криками, из водопроводных труб и фонтанов вместо воды текло вино.
То был самый триумфальный момент в жизни Марии, однако она не имела возможности полностью им насладиться. Она нервничала. Только что был раскрыт протестантский заговор с целью убить Гардинера, и Совет опасался за ее безопасность. Лондонский Сити обыскали в поисках спрятанного оружия, но ничего не нашли. Мария находилась на грани нервного срыва.
Впереди ее кареты ехали верхом новоиспеченные рыцари ордена Бани, среди них особенно выделялся Куртене; за ними шли Гардинер, Норфолк, Оксфорд, несшие большой державный меч, а также лорд-мэр и олдермены
