Мария I. Королева печали - Элисон Уэйр
– Нет! – отрезала Мария. – Вопрос не подлежит обсуждению. У меня имеются подозрения, что Куртене претендует на корону.
Она постаралась обратить внимание Елизаветы на восстановление законности брака своих родителей. И при следующей встрече подарила сестре золотой диптих с портретами всей семьи, чтобы та носила его на поясе. Елизавета с улыбкой взглянула на диптих и положила в карман. И у Марии невольно мелькнула мысль, что больше его никто не увидит.
* * *
Одним поздним октябрьским вечером церемониймейстер провел Ренара в личные покои королевы в Уайтхолле.
– Вы хотели меня видеть, мессир? – спросила Мария.
– Действительно хотел, ваше величество. – Ренар улыбнулся своей неотразимой улыбкой. – Император хочет поставить вас в известность, что с удовольствием сам предложил бы вам руку и сердце, но это было бы не самой удачной партией для вас, учитывая его возраст и состояние здоровья. – (Мария внезапно вспомнила одетого по-королевски высокого, важного молодого человека с квадратной челюстью, который склонился в приветствии перед маленькой девочкой; со времени ее помолвки с Карлом прошло более тридцати лет, но ей казалось, будто это было вчера.) – Его величество намеревается официально предложить вам в качестве самой подходящей замены своего сына, принца Филиппа.
Мария потеряла дар речи. Преодолев приступ паники, она вымученно улыбнулась:
– Я благодарна императору за предложение еще более прекрасного жениха, чем я заслуживаю. Это большая честь для меня. Однако я не знаю, как мои подданные отнесутся к консорту-иностранцу и согласится ли на это Совет. – Она встала с кресла и, нервно меряя шагами комнату, продолжила: – Я часто размышляла об этом браке. У принца Филиппа много обязанностей за границей. Возможно, он будет слишком занят, чтобы проводить много времени со мной в Англии. Он способен втянуть мое королевство в войны. И при всей его зрелости, он слишком молод. Ведь ему всего двадцать шесть.
– Двадцатишестилетнего мужчину едва ли можно назвать зеленым юнцом – скорее мужчиной средних лет, поскольку в наши дни тридцатилетний мужчина считается таким же старым, как те, кому в прежние времена было сорок, ибо мало кому удается дожить до пятидесяти или шестидесяти лет.
– Двадцатилетние мужчины, – возразила Мария, – обычно отличаются крайней влюбчивостью, а мне в мои годы не хотелось бы иметь неверного мужа.
Ренар ухмыльнулся:
– Мужья бывают влюбчивыми как в двадцать шесть, так и в шестьдесят шесть. Такова природа мужчин. Это необходимо для получения потомства.
Мария почувствовала, что ее лицо заливает краской стыда. Разговор принимал досадный оборот.
– И тем не менее я едва ли смогу быстро принять решение, – сказала она.
– Император не ждет от вас скоропалительного решения, – успокоил ее Ренар. – Возможно, я недостаточно превознес достоинства принца Филиппа. Далеко не такой юный и отнюдь не влюбчивый, его высочество обладает устойчивым и вполне зрелым характером. Он настолько восхитителен, добродетелен, благоразумен и скромен, что кажется слишком прекрасным, чтобы быть обычным человеком. Если вы, ваше величество, примете его предложение, то избавите себя от тягот и мучений, характерных для мужской, но отнюдь не для женской работы.
Мария изо всех сил старалась скрыть недовольство. Ее воспитывали как будущую королеву, а потому она пребывала в уверенности, что сможет вынести любые тяготы и мучения, и вовсе не желала, чтобы ее от них избавляли.
– Его высочество – могущественный принц, к которому ваше королевство сможет обратиться за защитой и помощью, – невозмутимо продолжил Ренар. – Вашему величеству и вашему Совету не мешало бы вспомнить, что у вас много врагов: это еретики, мятежники, французы, шотландцы и, наконец, леди Елизавета. Они не перестанут донимать ваше величество и даже могут восстать против вас.
Мария сделала глубокий вдох, она чувствовала себя загнанной в угол. Неужели ей действительно хотелось делегировать часть своих королевских полномочий иностранному принцу? Она уже слышала громогласные протесты Гардинера, не говоря о возмущении своих подданных.
– Я тщательно обдумаю этот вопрос, – сказала она. – А теперь, мессир, время довольно позднее, и мне хотелось бы удалиться.
Она протянула Ренару руку для поцелуя, демонстративно отказываясь замечать удрученное выражение его лица.
В ту ночь Марии не спалось. Ее раздирали сомнения. Идея выйти замуж за испанского принца была весьма соблазнительной, однако мысли о неотвратимой реальности раздражали и вызывали нервные спазмы. Как она поладит с мужчиной в постели? Что случится с ее королевством, если она умрет в родах? Со всех точек зрения это было ужасное испытание.
И все же…
* * *
Два дня спустя она снова вызвала к себе Ренара и слезно попросила его подтвердить, что все, сказанное про Филиппа, чистая правда.
– Он действительно отличается ровным характером и взвешенностью суждений?
– Его высочество обладает такими достоинствами, которых нет ни у одного другого принца на свете, – заявил Ренар.
– Я рада это слышать, – ответила Мария. – Но вы уверены, что ваши слова не обусловлены исключительно симпатией к нему?
Ренар погладил ее по руке:
– Мадам, заклинаю вас взять мою честь и мою жизнь как залог искренности этих слов.
Тем не менее Марию продолжали терзать сомнения.
– Нельзя ли устроить мне встречу с принцем, чтобы я смогла увидеть его, прежде чем принимать окончательное решение?
Ренар, обычно сдержанный, выглядел явно шокированным.
– Нет, мадам. Ни один принц не согласится, чтобы его выставляли, словно товар на рынке. – При этих словах Мария съежилась от стыда, но тут Ренар с улыбкой продолжил: – Впрочем, я не сомневаюсь, что он поспешит сюда, как только вы примете его предложение, поскольку наслышан о ваших величайших добродетелях.
И Марии пришлось удовлетвориться столь неопределенным ответом.
* * *
Снова обдумывая предложение императора, Мария нашла в нем целый ряд преимуществ. Филипп уже имел значительный опыт управления государством. Он был богат и мог рассчитывать на неисчерпаемые ресурсы Габсбургов, что делало его более чем удачной партией с точки зрения строптивых фракций Совета. К тому же Филипп являлся родственником ее обожаемой матушки и стойким поборником католицизма.
Марии лишь хотелось узнать больше о нем не как о принце, а как о мужчине. Она по-прежнему подозревала, что Ренар его чрезмерно расхваливал исключительно из дипломатических соображений. А еще до ее ушей дошли тревожащие душу слухи о Филиппе. Похоже, слухи эти поползли совсем недавно, и у Марии закралось подозрение, что это дело рук Куртене, подстрекаемого Гардинером. Быть может, Куртене до сих пор лелеет надежду жениться на ней. На днях он, к величайшему облегчению Марии, сообщил, что не намерен жениться на Елизавете.
