Кровавый знак. Золотой Ясенько - Юзеф Игнаций Крашевский
Сапожник знает только свою дратву, а бывает такой, что шьёт только голенище; другой, что умеет только подошвы делать; другой, что делает только верхнюю часть башмака или сапога. Также с другими ремёслами. В больших собраниях людей они разделили работу прямо до мелочей; отними у них эту их единственную работу, завтра с голоду поумирают.
Я не смею этого добавить, но мне кажется, что это немного стесняет им головы, делает из них машины: смотрят на одну точку и через голенище от ботинок видят мир.
А несмотря на это, они, вроде бы, умнее нас; только если бы нас двоих с немецким мастером бросить на безлюдный остров, он бы сдох, а я бы справился. Мы немного дикие люди, но в нас остался не потерянный инстинкт дикарей. Их мудрость чуть узка. То же самое с женщинами; у нас каждая и хлеб испечёт, и еду приготовит, там хлеб берут у пекаря, а еду из столовой, и только одна женщина подшивает, другая только вспарывает.
Уж это точно, что когда всю жизнь работают над одним, получается легче, рука приобретает опыт, но ум, должно быть, отяжелеет, потому что пальцы делают механически то, чему научились, а голове работать не нужно. Есть в этом плохое, есть и хорошее. Может, это благодетельное разделение труда делается для масс, которые не имеют больших даров, но на людей, что хотели бы идти вперёд, надевают кандалы.
Но я заболтался, – прибавил Вилмус, – наверно, не по сути, и не моё дело об этом судить.
Сначала, когда мы с Теклой остановились и начали осматриваться, мы были очень удивлены – такая роскошь, такая промышленность, торговля, фабрики; такой свет, такой уютный мир во всём, что, кажется, ему всего хватает. Есть люди, которые кормят, которые развлекают, которые чистят ботинки, которые выдерают зубы, играют на скрипках, палки строгают и щепкам для спичек концы всю жизнь обрезают. Всё это в воскресенье как нарядится, банкира не отличишь от слуги, а в Германии нередко за одним столом садятся пить пиво.
И вот в чём их превосходство, уже нет сословий – есть люди. Тот, что подметает улицы, чувствует себя таким же человеком, как тот, что ездит по ним четверкой лошадей. Кроме нищего, никто тебе кланяться не будет, потому что все умеют читать.
Почему мы поехали во Вроцлав, и зачем в Дрезден, в самом деле не знаю. Хотел проделать дорогу на кожаном дышле и увидеть как можно больше. Текла и я толкались, где только, как говорили, было что посмотреть. Я бы не поклялся, папа, что понял всё, что мне показывали, этого я не скажу; но множество вещей сначала тёмных, постепенно мне прояснились.
Мне уже в этом саксонском Дрездене ужасно понравились эти старые столярные и деревянные работы, я таких ещё не видел; многие и не догадываются, сколько способов существует обработки дерево. Но человеку часто достаточно один раз увидеть, чтобы подхватить мысль и способ. Что сделал один, и у второго может получиться. Из Дрездена то ли нас ложно направили, то ли я сглупил, или так Господь Бог хотел, неизвестно зачем нас повезли во Франкфурт.
Много ли там было достопримечательностей, не знаю, мы с Теклой пошли напрасно глаза мозолить, пока на улице возле памятника какому-то поэту (Гёте), когда мы стоим и таращимся, слышу, кто-то хлопает меня по плечу.
Что за бесцеремонность! Я обернулся, потому что в Германии часто, первый раз тебя увидев, человек от хорошего настроения так поступает; я прямо удивился, а это был в элегантной тужурке пан Мариан Ченстоховский, мастер портной из нашего города, с сигарой во рту, шляпа набекрень, я едва его узнал.
– Что вы тут делаете? – воскликнул я.
– Я? Путешествую. Наслаждаюсь миром. – Еду на выставку, как и вы, но пока еду, стреляю в грачей.
Руку он держал в жилетке, а выражение лица он почему-то имел такое весёлое, что у меня в голове это не могло поместиться – то ли выпил, то ли получил наследство, то ли женился за границей на миллионной англичанке.
– Откуда Господь Бог ведёт?
– Гм! Из Гомбурга.
– Что? Из Гамбурга?
– Нет, нет. Говорю вам, из Гомбурга. А это смешно, – прибавил он, – разве не знаете, что есть Гамбург и Гомбург?
Мне стыдно было признаться, что никогда ни о каком Гомбурге не слышал.
Тогда я с трудом говорю:
– Не знаю ни о каком Гомбурге. Что это? Что вы там видели?
– Что я там видел? – воскликнул Ченстоховский. – Этого мы, небось, на выставке не увидим. Кучи золота и банкноты, как горы. Nota bene, только приходи и бери.
– Что ты болтаешь? – воскликнул я. – Шутишь?
– Игра, игра, милостивый государь. Играют на миллионы и на гульдены, кто как хочет. Дворец королевский, залы, как позолоченные амбары, и в центре столики, только садись и играй. Можно за четверть часа сделать состояние.
– И проиграть тоже! – сказал я.
– Нужно быть уверенным, – прибавил Ченстоховский, – но только неглупым везёт. Я, признаюсь, пришёл с четырьмя гульденами, выиграл тысячу и сбежал.
– Выиграл тысячу!! – воскликнула Текла. – Ты…
– Ну, ну, я, как меня живого видите, и то ещё таким образом, что не знаю, как это случилось. Пришёл к столу, чего и боялся, и стыдился ставить. Наконец я соблазнился, подошёл, как злодей, покраснел, как девушка, бросил четыре гульдена, затем кто-то меня слегка стукнул в бок, я поворачиваю глаза, мне кажется, что пропали. Да ну! Проигрышь. Стою как глупец и смотрю, смотрю. Аккурат на четырёх гульденах, только чуть дальше продвинутых, растёт куча денег. Вот! Думаю: счастливый болван, кто их поставил, но зачем играет дальше, пока у него их не отберут. Но ничего, стою, куча растёт, выросло этого достаточно, пока карты не кончились, и какой-то господин поворачивается ко мне, знать, видел, что я ставил, и спрашивает по-немецки, думаю ли я играть дальше. Я был ошарашен. Куча денег была моя. Ну я загребаю, засовываю в карман, в платок, шляпу на голову, и улепётываю. Только меня и видели. Вот мне повезло!
Рассказав о приключении, Ченстохов ушёл; мы с Теклой, покрутившись по Франкфурту, оба задумчивые, вернулись в гостиницу.
– Стоило бы эти чудеса увидеть, – сказал я.
– А! Нет! – ответила ему достойная Теклуся. – Тебя тянет играть. Зачем? А если проиграешь? Что там интересного?
Я дал ей слово, что играть не буду, если проиграю четыре гульдена, и только тогда она согласилась, чтобы мы поехали посмотреть на этот славный
