Презумпция вины - Анна Бабина
Виноват Глеб оказался лишь тем, что, выпив лишнего, напомнил ей кое-кого. Лицо его во хмелю тоже делалось мягким, как у тряпичной куклы, рот полз на сторону, и усмешка давилась глупая, неискренняя. «Прости, Ниночка, я перебрал», – сказал ей Глеб своим голосом, а помни́лось, что другим.
«Я, миленькая моя, больше не буду, я же люблю тебя, деточка», – говорила Тамарка. Мать.
Когда любят – не пьют.
Дима вот ни капли в рот не берет.
Исключительно ради нее, Нины, такую приносит жертву.
«Верю я тебе, верю», – хотела она сказать Ксении, но не успела.
Холодный ветер перебрал трубки китайского колокольчика, взметнул бумажные салфетки на столиках – в шаурмячную вошла Зоя.
Младшая, конечно, хотя Нине на секунду показалось что та, старшая, героическая, с портрета, что висел в бабушкиной спальне. Удивительно похожа. Больше, чем кто-либо из них.
Зоя была чудо как хороша – девятнадцатилетняя, кареглазая, с копной медовых кудрей, не примятых шапкой, с нежным румянцем на щеках, сохранивших тень очаровательной детской припухлости.
Нина и Ксения, обе в черном, как вороны, следили за ней, поджав губы. «Она оставила меня без моего дома», – сказала себе Нина и решительно выставила вперед подбородок.
– Привет! Простите, что заставила ждать.
Зоя взмахнула волосами, обдав их карамельной волной.
– Вы лучше знали бабушку, поэтому я вам очень соболезную. Простите меня, если что не так, хорошо? Вы что-то ели? Я капец голодная.
– Возьми двойную классическую, – подала голос Ксения. – Самая вкусная здесь.
Нина скосила глаза и увидела, что старшая улыбается.
Староуральск, 2019
На регистрацию участников ВКПП – Всероссийской конференции практикующих правоведов – Нина пришла одной из первых. Здоровенный транспарант в цветах российского флага гласил: «Юристы – ум, честь и совесть нашей эпохи!» Нина ухмыльнулась – чего-чего, а чувства юмора организаторам не занимать.
В просторном холле Староуральского государственного университета пахло краской и тушеной капустой. Запах столовской капусты преследует русского человека везде – от детского садика до поминок, неотвязно напоминая о себе в горе и радости. Своего рода национальный символ.
За столиком с табличкой «Регистрация участников» скучали две студентки в мятых белых рубашках на пару размеров больше, чем требуется. Нине такое не пойдет – прибавит объема там, где не нужно.
– Здравствуйте, – бодро пропела одна из студенток, рыжая и веснушчатая, с неестественно полными полуоткрытыми губами. – Вы регистрироваться пришли? Будьте добры вашу фамилию.
– Крайнова.
– Минутку, – студентка взлохматила стопку листов, сколотую степлером. – Еще раз, первая «К»?
– Да. Край-но-ва. Нина Викторовна.
– А город, город какой?
– Петербург.
– Ммм, – уважительно промычали студентки в унисон и снова зарылись в списки. – А номер заявки не припомните?
Нина достала смартфон, кликнула по значку электронной почты и начала листать папку входящих писем. Студентки терпеливо ждали, украдкой ее разглядывая.
– Ноль шестьдесят восемь эс.
– Минуточку. Эс? Тогда вам нужно на другую секцию… но, подождите, вы ведь не студентка, да?
– Да.
– Путаница какая-то опять. Простите.
Рыженькая кому-то позвонила:
– Алло, Марья Михайловна? Доброе утро. Это Саша Дегтярева, мы на регистрации стоим. Тут проблема небольшая… Пришла участница Крайнова, она почему-то попала на студенческую секцию. Ну. Алексееву надо башку открутить. Согласна. Просто дописать? Прямо от руки? Поняла. Спасибо. Что? Да, конечно, выдам. Всего хорошего.
– Меня пустят? Не надо лететь обратно? – пошутила Нина.
– Да, все в порядке, – Дегтярева довольно улыбнулась, будто ей довелось решить действительно серьезную проблему. – Просто внесем вас в список. Вот сюда, на последнюю страницу. Еще раз, Крайнова Нина Викторовна, верно?
– Угу.
– Распишитесь.
Нина взяла ручку, чтобы поставить подпись, но последняя строка списка, прямо над ее фамилией, нацелилась ей прямо в лицо.
Ялов Алексей Дмитриевич, г. Санкт-Петербург.
Обожгло белым, и стало трудно дышать.
Таких совпадений не бывает.
Не бывает, черт бы тебя побрал.
Что же ты тут забыл, Алексей Дмитриевич?
– Все в порядке? – участливо спросила Дегтярева.
– Да, – Нина потерла висок, – да. Все в порядке. Голова болит.
Нина прошла в буфет, присела на диванчик и открыла глянцевую тисненую папку с эмблемой СтарГУ – глуповатым медведем, попирающим страницы раскрытой книги. Сверху лежало расписание мероприятий на нежно-розовом листочке. Подумалось, что бумагу выбирала, наверное, рыженькая Дегтярева.
«Открытие ВКПП – 12:00».
Никакого душа, ни получаса сна, даже линзы на пять минут снять не получится, даром что в глаза будто песку нанесло. Только и остается, что утешаться очередной чашкой кофе, который здесь, ясное дело, хуже, чем в гостинице, и прикидывать в уме, когда удастся выкроить время для следующей. В комитете они называли это «жить на кофейной тяге».
«Кофе-брейк – 13:00».
В кармашке шикарной папки лежали два разноцветных бумажных квадратика со смазанными штемпелями юридического факультета – талоны на обед и кофе-брейк.
За соседним столиком девица в ярко-розовом потрошила свою папку и комментировала кому-то по телефону:
– Мерч, конечно, отстойный. Совьет стайл. И на кофе талоны, господи! Прикинь?
У входа произошло какое-то шевеление, очередь за кофе смешалась, и на середине, под роскошной люстрой в стиле сталинский ампир, возникла высокая женщина с лиловыми волосами, возможно, та самая Марья Михайловна, которой звонили по поводу Нины:
– Проходите в зал, не скапливайтесь здесь и в холле. Через десять минут начнем вводные мероприятия. Вход в зал с напитками запрещен! Все слышали?
– Типичная советская квочка, – прокомментировала девица своему собеседнику, – орет громче, чем в матюгальник.
Нина скомкала во рту остатки кофе, мысленно взмолилась: «Только не столкнуться с Яловым сейчас». Проходя мимо зеркала, мельком взглянула на себя и поморщилась. Господи, мятая вся какая-то, облезлая, как дворовая кошка.
– Ну и совок, – закатила глаза девица, когда они наконец втиснулись в зал. – Кресла эти, мозаика… Взвейтесь-развейтесь!
«Москвичка небось», – неприязненно подумала Нина и из вредности заняла откидной стул, на который нацелилась девица.
Людей на открытии было много, и, сколько она ни пыталась, найти Ялова в толпе не смогла. «Может, он не приехал. Не смог. Это же Комитет, а не институт благородных девиц». Последняя фраза прозвучала у нее в голове голосом Ялова, и она едва не сплюнула себе под ноги от омерзения.
К трибуне по очереди выходили организаторы и несли бодрую чушь. Восточного типа мужчина предлагал запретить семейное право, так как оно ведет к разрушению института семьи; крупная женщина в зеленой хламиде с оранжевым цветком в волосах жаловалась на засилье клипового мышления у молодежи.
Нина достала телефон и уткнулась в экран, как и большинство присутствующих в зале. Настучала сообщение Диме.
Нина: привет.
Нина: ты как? Я на открытии.
Нина: господи, какой идиотизм. Как это пережить?
Дима: крепись, Нинуля. Ты заселилась?
Нина: куда там! Только после 14.00.
Дима: посри только обязательно.
Дима: ахахах, я имел в виду поспи.
Нина: ахахха, ок.
На фоне пыльного бархатного занавеса председатель студенческого научного общества тянул по бумажке унылую приветственную речь.
Ноябрь –
месяц туманов,
месяц голых черных ветвей, которые расползаются по небу трещинами на дагерротипе,
месяц воющих сирен «скорой» и жестокой головной боли,
месяц хрустящего мокрого гравия, гниющих листьев и набитых трамваев, за окнами которых разливается нефтяная темнота.
В номер Нину заселили только в половине третьего.
«Там кран течет, – мрачно сообщила портье. – Чинят. Ждите».
Разбавлять свой спич извинениями она посчитала излишним.
Когда Нину наконец впустили в тесный и душный номер, устланный зеленым ковролином с королевскими лилиями, она готова была плакать от облегчения.
Прежде всего, конечно, линзы. Левая под белую крышку, правая – под синюю. В санузле пахло дезинфицирующим средством, и ее затошнило.
Будильник на 18:00.
Душ.
Халат.
Одеяло.
Сил сушить волосы феном не осталось – сами высохнут.
Балансируя на грани яви, Нина услышала полустертый из памяти голос Ялова.
«Я приехал», – сказал он кому-то.
Наверное, это был уже сон.
Санкт-Петербург, 2010
– Те, у кого есть долги по сессии, не могут выбирать себе место прохождения учебной практики, – голос у Глеба был тихий, и перекричать
