Союз рыжих - Стив Хокенсмит
– Ты же его знал, – ответил Густав.
Будро пожал плечами.
– Да не особо.
– Ну все равно… разве не жаль? Даже если ты с ним и не дружил.
Будро окинул взглядом кровавое месиво.
– Ага, ну да, жаль, – проговорил он безжизненным, как и останки на земле, голосом. – Страсть какая потеря.
Потом альбинос глянул на север, проверяя, все ли осиногнездовцы уехали, и тоже отчалил.
– Интересно, что о нем сказал бы мистер Холмс, – заметил Старый, когда Будро пропал из виду. – Этот малый… себе на уме. – Потом братец хлопнул по луке седла и спешился. – Ну что ж, ты слышал приказ. Начну потихоньку собирать. А ты дуй на ранчо и привези нам пару лопат.
И это возвращает нас, дорогой читатель, к тому месту, с которого мы начали. Я, не торопясь, съездил за лопатами, а по возвращении обнаружил, что Густав складывает тело как пазл. И посчитал своим долгом сделать ему важное напоминание:
– Черт тебя подери, брат! Ты же ковбой, а не детектив.
Старый чуть не по колено увяз в кровавых ошметках, однако же уголки его губ слегка приподнялись в подобии улыбки.
– Ведь на самом деле именно поэтому мы здесь и торчим, а? – не унимался я. – Чтобы ты мог поиграть в Шерлока Холмса, верно?
– Хотел глянуть на тело, пока его не закопали, – отозвался Старый.
– Да я не про это «здесь» говорю! А про здесь – на ранчо «ВР», под началом Макферсонов. Это же гадюки самые настоящие, но тебе не терпится выяснить, какой они породы. Вот ты и затащил нас в змеиное гнездо.
Когда я договорил, ухмылка Густава увяла и лицо стало хмурым.
– А где бы ты хотел оказаться, а, Отто? – выпалил братец. – В Майлзе, где придется клянчить монетки, или здесь, с полным брюхом?
На последних словах желудок у меня подпрыгнул – возможно, по причине того, что Густав как раз копался в человеческих кишках. Я отвернулся и принялся рыть могилу.
– Ладно, но какого черта ты здесь ищешь?
– Повреждения, – отозвался Старый.
Мне было совсем не весело, но, услышав такой ответ, я не удержался и фыркнул.
– Господи, Густав, да тут одно сплошное повреждение.
– Мне нужны те, что не от коров и койотов.
– Например? Нож в спине? Веревка на шее?
– Нет. Я ищу улики, черт тебя подери. Вот как здесь.
Я оглянулся и увидел, что Старый машет мне рукой. Причем не своей.
– Ничего странного не замечаешь? – спросил он, держа руку за один красно-розовый палец.
– Еще как замечаю, чтоб мне сдохнуть. – Я снова вгрызся лопатой в жидкую грязь. – Замечаю, что кто-то обменивается рукопожатиями с рукой, и это не просто странно: это омерзительно.
Брат вздохнул.
– Если бы ты дал себе время посмотреть на нее, то увидел бы, что Перкинс втихаря выскальзывал из замка, а мы и не знали.
– С чего ты взял?
– Элементарно. Кожа на руке загорелая, – пояснил Старый. – А кроме того, на этом вот пальце было кольцо.
– Я не замечал у него кольца.
– Да где уж тебе. Глаза что куриные яйца.
Я пропустил оскорбление мимо ушей, но бросил копать. Пусть мой брат и не детектив, но у него как раз глаза на месте, и видит он ими лучше прочих. Если Густав сказал, что у Перкинса было кольцо, значит, у Перкинса было кольцо.
– Может, оно слетело с пальца, когда по владельцу пробежались коровы, – предположил я. – Не знаю, заметил ли ты, что у покойного много чего не хватает. Например… ну, всего, что выше груди.
– Копыта могут расплющить человека. Но стянуть золотое кольцо? – Густав положил кисть руки на место. – Это только пальцами можно сделать.
– Так что ты хочешь сказать?
Густав пожал плечами и наконец взялся за лопату.
– Да ничего. Просто думаю.
И больше братец действительно не сказал ни слова. Он молча копал, и отсутствующий взгляд говорил мне, что разговор окончен. Когда Старый углубляется в свои мысли, его и Льюис с Кларком[3] не отыщут.
Наконец останки – уж сколько удалось наковырять – оказались под толстым слоем земли. Едва мы закончили работу, Густав отложил лопату и начал ходить кругами, с каждым разом все шире, глядя себе под ноги. Брат – первоклассный следопыт, однако я не понимал, какие следы он надеется отыскать на земле, взбитой, что твое масло.
Так или иначе, поиски длились недолго. С вершины холма послышался стук копыт, и появился Паук, несущийся на нас во весь опор. Когда тело только нашли, он тут и не показывался, но, сдается мне, вряд ли сейчас спешил сказать последнее «прости». Паук опять погнал лошадь прямо на Старого, как и несколько дней назад, и братец не дрогнул и на этот раз. Сегодня в награду за смелость его обдало грязью, а лошадь Паука едва не ткнулась мордой в грудь Старого.
– Где Перкинс? – гаркнул Паук.
Старый указал на место, где мы закопали управляющего.
– Так и что вы здесь ошиваетесь?
– Смотрим, не упустили ли чего, – ответил я.
– Если упустили, койоты без вас найдут, – отрезал Паук. – Валите отсюда.
Судя по тому, как Паук смотрел на нас, пока мы садились в седла, его вовсе не волновало, что мы где-то ошиваемся: он опасался, как бы мы чего не разнюхали. Ули еще не понял, насколько любопытен мой брат, а вот Паук – наверняка. Он ехал за нами до самой конторы, и я опять чувствовал неприятный зуд между лопатками, как будто за спиной зависла пуля, которая вот-вот вопьется в тело.
Остаток дня прошел как обычно, если не считать слухов. Народ через слово поминал Перкинса. Но стоило показаться Макферсонам, и парни принимались насвистывать или говорили о погоде. Что бы ни думал Старый – о Перкинсе, погоде, свисте и прочих вопросах, – со мной он своими мыслями не делился.
В тот вечер после ужина к нам нагрянули Паук и Ули. Ели они всегда отдельно, своим кружком, и мы редко видели их после захода солнца. Как и следовало ожидать, они не стали делать вид, будто решили наконец полюбезничать.
– Никаких перемен не будет, – объявил Ули, сразу переходя к делу. – Перкинс здесь ничего не значил, просто наемный конторщик. На этом ранчо всем заправляю я, и до тех пор, пока хозяева не надумают прислать нового управляющего, все так и останется.
Ули обвел взглядом барак, давая каждому возможность попытаться возразить. Мне показалось, что на Густава он смотрел чуть дольше, чем на других. Когда дошла очередь до меня, я ответил приказчику тем же взглядом, какой он увидел бы в зеркале.
Шведа Макферсон оставил напоследок.
– Завтра отправляю Паука в город, – сообщил он старику-повару. – Можешь поехать с ним и купить, что тебе нужно.
– Да, сэр, мисти-ир У-ули, сделаем, – отозвался Швед, хотя, судя по голосу, перспектива таскаться весь день в телеге рядом с Пауком его не обрадовала.
Ули коротко кивнул, а потом снова обвел своим цепким взглядом комнату.
– И не вздумайте трепаться тут всю ночь впустую. Завтра рано на работу, как в любой другой день. Ясно?
Утвердительные ответы прозвучали не слишком бодро, но приказчику этого хватило. Как только они с Пауком вышли, осиногнездовцы, конечно же, предались той самой трепотне, от которой их предостерегали. Главная тема обсуждения состояла в том, будет ли без Перкинса лучше или хуже. Если бы объявили голосование, то «хуже» одержало бы оглушительную победу.
– Теперь на Макферсонов вообще нет управы, – вздохнул Глазастик Смит. Он был старше всех: его, тридцатилетнего, считали уже стариком. Обычно он одним из последних падал духом или, наоборот, распалялся по поводу наших злоключений, но сейчас его косой взгляд потерял обычное выражение терпеливого недовольства. Хоть глаза у Смита и смотрели в разные стороны, ни один из них явно не видел ничего такого, чему стоило бы радоваться.
– Точно, – поддакнул Набекрень Ник Дьюри. – Теперь мы точно в заднице, с такими-то придурками. Я бы дал деру, будь у меня яйца покрепче.
В родном городе Набекреня – Лондоне, Великобритания, – это, возможно, сошло бы за меткое замечание, остроумие или хоть что-то. Но здесь, в Монтане, это было все равно что сверчок пернул, и Всегда-Пожалуйста Маккой тут же вступил в беседу, словно вовсе не слышал англичанина:
– Да эти ублюдки теперь нас совсем заездят. – Его вечно налитые яростью глаза горели, предвкушая еще не высказанные оскорбления. –
