Союз рыжих - Стив Хокенсмит
Я замолчал – и Густав тоже. За остаток вечера он нарушал тишину лишь в те моменты, когда чиркал спичкой, чтобы раскурить трубку. Ему-то, конечно, молчание давалось легко, для меня же это была пытка. С десяток раз меня подмывало разболтать остальным о нашей находке, но уж очень не хотелось, чтобы мои глаза оказались в зубах у Паука, и я ограничился разговорами о картах и бычках.
На следующий день Ули дал мне новую тему для разговоров. Поступили новые распоряжения: никаких больше ветряков – мы вместе с остальными должны были таврить телят.
– Похоже, тебя не хотят пускать на пастбище, где ты можешь снова заметить след, – предположил я, когда мы с братом разжигали костер для клеймения.
– Или не хотят, чтобы я заметил, что там больше нет ничьих следов, – добавил Густав.
– Что? Думаешь, они уже кого-то поймали?
Братец лишь пожал плечами.
– Что ж, если и поймали, то, черт возьми, уж точно не Голодного Боба, – заметил я.
Старый оторвался от костра и уставился на меня, приподняв бровь.
– Если бы Макферсоны словили Боба, им пришлось бы сразу везти его в Майлз-Сити, – объяснил я. – Да они бы и до сих пор там торчали, продувая денежки на вино, женщин и песни… или, скорее, на виски, шлюх и снова на виски.
Густав нахмурил брови и скривился, будто отведал подгорелого пирога с уксусом. Его гримаса говорила: не вполне уверен, что смогу это проглотить.
– Может, и так, – протянул он, и другого ответа я так и не дождался.
Всю следующую неделю мы клеймили телят и коров, так что начало казаться, будто в мире нет ничего, кроме коровьих задниц. Но когда мы наконец получили передышку, меня она не обрадовала. Около полудня пелена черных туч закрыла солнце, словно каменной стеной. Послышался далекий раскат грома, и волоски у меня на загривке встали дыбом – говорю буквально, а не просто для красного словца. Молнии сверкали еще далеко, но воздух вокруг уже потрескивал от электричества. Повсюду замелькали зеленоватые искорки, а уши лошадок и рога быков засветились, будто лампы.
Похоже, что надвигалось нечто по-настоящему ужасное, и все – даже Ули, Паук, Будро и остальные из их барака – выехали на пастбище, чтобы согнать скот на высокое место. Когда хлынет ливень – а он обещал хлынуть как из ведра, – мгновенно начнется потоп. Пересохшее русло за пару минут превратится в ревущий поток, и корове, лошади или человеку, застигнутым в таком месте в начале ливня, ничего не стоит утонуть.
И это далеко не единственный способ погибнуть во время грозы. Бывает, что зеленые искры начинают прыгать с коровы на корову, сея страх. Вскоре и лошадь под человеком начинает пугаться, и достаточно одного хорошего раската грома, чтобы все четвероногие создания понеслись прочь. Если в этот момент упасть с лошади, нечего будет даже хоронить.
Такие ободряющие мысли крутились у меня в голове, когда я вместе с парнями гнал стадо в триста голов из долины на холм. К тому времени воздух настолько наэлектризовался, что веки покалывало, а во рту стоял металлический вкус, будто там полно медяков. Внезапно налетел яростный порыв ветра. Не засунь я поглубже ноги в стремена – улетел бы, как воздушный змей. И тут же хлынул ливень, настолько зверский, что как бы загар не смыл.
В пелене дождя передо мной возникло видение столь неожиданное, что пришлось стереть заливающую глаза воду и всмотреться, убеждаясь, что это не игра света и тени. Верховой был в котелке вместо широкополого стетсона и в черном сюртуке вместо желтого дождевика.
– Гоните скот! – кричал всадник.
Его голос я узнал еще до того, как разглядел лицо, и мое изумление удвоилось. Это был Перкинс.
Я почти не видел управляющего «ВР» на улице, а верхом – и вовсе ни разу. И тем не менее он был передо мной на Пудинге, самом смирном коняге на всем ранчо. Пудинг не отличался резвостью, зато мог похвалиться сообразительностью: завяжи ему глаза и брось на любом пастбище, к вечеру сам придет к конторе попросить сахарку. Лучшая лошадь для того, кто не очень-то смыслит в лошадях, а Перкинс явно не смыслил вообще ничего, раз выехал из замка в такую погоду.
– Гони их на высокое место! Высокое место!
– Да, сэр! – прокричал я. – Высокое место!
Перкинс кивнул, махнул рукой – мол, займись делом – и пропал во мгле.
Готовность управляющего рискнуть здоровьем и жизнью ради того, чтобы приказать мне делать именно то, чем я и без того занимался, могла бы показаться крайне глупой, будь у меня время задуматься. Но я занимался куда более насущным делом. Земля быстро превращалась в густую черную жижу, и моя пегая уже несколько раз едва не упала, увязнув в ней. Скачка в грозу – отличный способ сломать лошади ногу или ездоку шею, и оставалось лишь гадать, что произойдет первым.
Спустя то ли несколько часов, то ли несколько дней – мне уже было все едино – появился другой одинокий всадник, на сей раз Паук. Хотя обычно от него исходила одна лишь желчь, сейчас его слова показались сладчайшим медом.
– Возвращайтесь! Мы сделали что могли! Марш на ранчо!
Никто не возражал. Осиногнездовцы забились в барак и повалились спать, мокрые и скользкие, как угри. А наутро перед нами предстал мир, состоящий из солнца и грязи. Глянешь вверх – ясная синева, глянешь вниз – грязно-бурая жижа. Швед сварганил нам булочки с ветчиной, и мы принялись обсуждать вчерашнюю грозу – вечером все так вымотались, что было не до разговоров. Я ждал подходящего момента, чтобы вставить слово о встрече с управляющим, но появился Ули и ускорил дело.
– Кто-нибудь из вас видел Перкинса? – спросил Макферсон.
– Сегодня утром – нет, – ответил я, а остальные только пожимали плечами и мотали головами.
– Почему ты сказал «сегодня утром»?
– Я наткнулся на него вчера во время бури.
– Что?!
– Я тоже его видел, – вставил Дылда Джон.
– И я, – добавил Мизинчик Харрис.
– Мы были милях в четырех на юго-запад, гнали скотину с равнины, – пояснил я.
– Какого черта Перкинсу там понадобилось?
Я пожал плечами.
– Может, помочь хотел.
Ули прищурился на меня, и мы поняли, что он сейчас скажет.
– Гм, а я его не видел. И в доме его нет.
Мы, не говоря ни слова, отодвинули тарелки и взяли седла. Все знали, что нужно делать. Дылда Джон, Мизинчик и я провели всех туда, где видели Перкинса, а оттуда мы разбрелись в разные стороны.
Поиски были недолгими. Ули выстрелил в воздух, и все собрались на звук. Дылда Джон с Макферсоном стояли у черно-красно-бело-желтого пятна в грязи. Черным оказался сюртук.
А остальное… ну, вы уже знаете.
Всего несколько часов назад это был человек.
Глава шестая
Похороны,
или Мы зарыли одну могилу и начали копать другую, уже для себя
Всегда-Пожалуйста Маккой описал открывшееся перед нами зрелище с присущими ему красноречием и душевностью.
– Гроб не нужен, – брякнул он. – Такое можно и в ведре похоронить.
Однако ни гроба, ни даже ведра не потребовалось, поскольку Ули объявил, что Перкинса надо закопать как есть, прямо на месте. Я уже собрался посочувствовать тому, на чью долю выпадет столь мрачное занятие, но тут подал голос Густав и предложил нас с ним. Ули кивнул, крикнул остальным, чтобы отправлялись работать, и ускакал.
Ребята потянулись вслед за Макферсоном, но Будро задержался у тела. Альбинос не то следил, не сговаривается ли кто за спиной у босса, не то надеялся прикарманить медальон Перкинса вместе с золотой цепочкой или выковырять из грязи еще что ценное.
– Слышь, Будро, – начал Густав. – А ты давно на «ВР»?
Альбинос уставился на моего брата глазенками цвета мочи, и я решил, что другого ответа и не будет. Он ведь не только с нами отмалчивался: с Макферсонами тоже почти не разговаривал, ограничиваясь отрывистыми «да, босс» или «нет, босс», а больше мы ничего и не слышали. Казалось, Будро безмолвно парит над землей, а слова грозят притянуть его вниз, в грязь, где барахтаются все остальные. Засранцы вроде Всегда-Пожалуйста считали Будро надутым черномазым уродом, но, думаю, мой братец видел в нем нечто вроде родственной души.
– Похоже, ты не очень-то убиваешься по Перкинсу, – продолжил Старый, не дождавшись ответа.
– С чего бы мне убиваться?
