Союз рыжих - Стив Хокенсмит
– Это не проблема. Знаешь ведь, как мы относимся к посторонним на ранчо, – процедил Ули. – Я бы сказал, тебе повезло, что доехал сюда и никто тебя не… остановил.
– А теперь удвоим бдительность, – добавил Паук. – И если вдруг кому взбредет в голову искать Голодного Боба в здешних местах, предупреди, чтобы не совались. Раз Боб рыщет по округе, мы церемониться не будем. Как знать, кому случится схлопотать пулю.
Мартин нахмурился и откинулся в седле.
– Знаем, у вас много важных дел. Не смеем задерживать, – еще не договорив, Перкинс развернулся и зашагал к замку. – Всего доброго.
И без того довольно хмурый помощник пристава теперь откровенно разозлился. Приближались сумерки, и он, скорее всего, надеялся на горячий ужин и ночлег.
– До ближайшего ранчо не меньше четырех часов езды, – подал голос Ули. – Так что вам лучше поторопиться. – Он указал на тропу, по которой приехал Мартин: – В ту сторону.
Законник мгновение сверлил Макферсона злобным взглядом, а потом развернул лошадь и умчался галопом, унося с собой наш последний шанс услышать еще что-нибудь о мире за пределами ранчо.
– Всё, хватит пялиться! – гаркнул Ули. – Работать, работать!
Осиногнездовцы медленно разошлись, не в силах оторвать взгляда от удаляющейся фигуры Мартина. Единственным исключением был Старый. Он смотрел в противоположную сторону – на простирающиеся на юге холмы.
Я точно знал, о чем он думает. И те же самые мысли грозили преследовать меня предстоящими долгими ночами.
Где-то там бродил монстр из моих детских кошмаров. Самый настоящий. На свободе.
И наверняка голодный.
Глава пятая
Паника,
или Буря налетает, а душа отлетает
В последующие недели каждое уханье совы или скрип койки мы принимали за клич Голодного Боба, вышедшего на охоту, чтобы добыть сочный стейк из человечинки. Дылда Джон трижды чудом не словил пулю, когда выходил полить цветочки посреди ночи. Мы засыпали настороже и просыпались измотанными, так что ни у кого не оставалось сил работать.
Но потом Ули снова озадачил нас, дав то самое поручение, которого мы так ждали. Мы начали объезжать лошадей для предстоящего сгона скота.
Целую неделю задницы у нас взлетали выше головы, пока мы укрощали норовистых жеребчиков – и наслаждались каждой минутой скачек. По вечерам, исцарапанные и побитые, все валились на койки, и стены барака сотрясал храп спящих мертвецким сном мужчин.
Когда мы наконец выехали с ранчо в поисках скота, то обнаружили, что макферсоновская команда все же сделала хоть что-то полезное: устроила лагерь с запасом сена и хлопкового семени и пригнала тысячу голов с окраинных пастбищ. Нам самим соваться на дальние угодья не полагалось – Ули запретил отъезжать дальше пяти миль от замка. А на случай, если мы забудемся и пересечем эту границу, Паук или Будро постоянно следили за нами.
И все же однажды Старый сумел избавиться от назойливых провожатых. Ули нужно было починить водяной насос, работавший от ветряка, и мой братец вышел вперед и заявил, что мы с ним знаем ветряные мельницы как свои пять пальцев – что было бы правдой, если бы мы видели собственные руки всего разочек, да и то издалека.
Мы воевали с деревянным чудовищем несколько часов, изгваздавшись в густой черной смазке с ног до головы. К счастью, единственными зрителями были изнывающие от жажды коровы, потому что Паук и альбинос присматривали за остальными осиногнездовцами. Каким-то чудом мы все же заставили ветряк качать воду и, отмывшись и вволю напившись сами, дали попить и коровам.
На обратном пути я слегка надулся, гордясь нашей изобретательностью, но Старый почему-то совсем понурился. Он ехал медленно, скособочившись в седле и низко опустив голову.
– Тебе что, дурно?
– Нет, мне не дурно, – буркнул Густав. – Я кое-что ищу.
– Какое еще «кое-что»?
Брат остановил лошадь и выскользнул из седла.
– Вот такое, – ответил он, указывая на землю, где, по-моему, не было ровно ничего особенного.
Густав опустился на колени и пополз по траве.
– Третий раз за все эти дни, – пробормотал он.
– Третий раз за все эти дни – что?
Он кинул на меня раздраженный взгляд.
– Третий раз за все эти дни я понимаю, что только у меня одного здесь есть глаза.
Братец всегда отличался талантом следопыта, но это не значило, что я готов был стерпеть его чванство.
– Ладно, вождь Зоркий Глаз, – сказал я. – Скажи уж наконец своему глухому, тупому и слепому бледнолицему брату, что, по-твоему, там такое.
Старый снова ткнул пальцем.
– Ты точно слепой, если сам не можешь объяснить.
Я видел одну траву, но Густава такой ответ вряд ли устроил бы. Поэтому я решил блефовать:
– Ну, теперь-то, когда ты показал, все ясно как день.
– Именно. Как и это. – Он указал на вытоптанную проплешину неподалеку.
– Ага, само собой. Как же я сразу-то не разглядел.
Старый кивнул.
– И наверняка ты можешь сказать мне, что это такое. – Он пихнул носком сапога влажную коровью лепешку.
– Ну конечно.
– И?..
– Это… это…
– Это дерьмо, брат, как и половина того, что ты мелешь. А теперь возьми мою лошадь под уздцы и двигай за мной. Хочу посмотреть, куда ведет эта тропа.
Я выругался, но повиновался. Годами я терплю от брата такие слова, которых не стерпел бы ни от кого другого. Видимо, дело в том, что он единственный Амлингмайер, который может сказать мне хоть что-то.
Густав медленно пошел дальше, наклонившись вперед, как курица, высматривающая в траве зернышки. Я с лошадьми тащился следом. Минут через пять стало понятно, куда мы движемся. В полумиле на восток виднелся поросший кустами каменистый утес. По чьим бы следам ни шел мой братец, его цель направилась именно туда.
Но до утеса мы так и не добрались. Густав выпрямился и повернулся к северо-западу, откуда на нас галопом скакал Паук. Казалось, он намеревается промчаться прямо сквозь моего брата, не останавливаясь, но Старый спокойно стоял и смотрел на Макферсона. Когда Паук наконец натянул поводья, его лошадь почти наступила на носки сапог Густава, но брат даже не шелохнулся. Зато я подскочил за нас обоих.
– Какого черта вы здесь делаете? – Паук каким-то образом просек, что орать надо на Старого, тогда как я служу не более чем передвижной коновязью. – Вам сказано работать на ветряке. Мы говорили вам, тупицам, не…
– Я иду по следу человека, – спокойно перебил Густав.
– Что?
– Ты спросил, какого черта я здесь делаю. Вот тебе ответ.
Паук заломил поля своей пропитанной потом шляпы «Босс прерии».
– А ну, повтори!
Старый показал на то место, где несколько минут назад спрыгнул с лошади.
– Вон там кто-то разорил гнездо куропатки. Думаю, искал яйца или птенцов. И кстати, забавно: кто бы это ни был, лошади у него, похоже, нету.
– Пеший?
– Верно.
– Эй, – решил вставить слово и я, – по-твоему, это может быть?..
Паук, не оценив моего вклада, рыкнул:
– Заткни пасть! – и снова повернулся к Густаву: – Этот след – как думаешь, куда он ведет?
Старый уклончиво пожал плечами:
– Чтобы узнать, надо добраться до конца.
– Ладно. – Паук внимательно осмотрелся, и вовсе не для того, чтобы насладиться закатом: он запоминал место. – Возвращайтесь к себе в барак, и никому ни слова. Откроете рот – выковыряю у вас глаза и съем, как пару вареных яиц. Поняли меня?
Мой братец рассеянно почесал за ухом, словно пытаясь вспомнить, где оставил трубку.
– Вас поняли, – наконец ответил он.
Паук ехал прямо за нами до самого барака. От его близости за спиной мне было немного не по себе. Однако мы добрались до кораля, так и не получив пулю в спину. В отличие от нас, Паук не стал расседлывать лошадь, а отправился искать своего брата и Будро, а потом они все вместе поскакали на пастбище.
– Думаешь, это Голодный Боб? – спросил я, глядя на облако пыли, поднятое их лошадьми.
Старый не ответил.
– Наверняка за его голову назначена награда. Причем большая. Долларов пятьсот… а то и тысяча.
Ответа снова не последовало.
– Думаю, Макферсоны это и задумали, – продолжал я. – Хотят вырвать награду прямиком у нас из рук, а ведь именно мы…
– Мы? – прервал молчание брат.
– Ну ладно, ты. Но дело в том…
– Нет никакого дела. Нет, пока мы не выяснили факты. А теперь
