Союз рыжих - Стив Хокенсмит
Уезжая, Мартин даже не предложил прислать доктора, поскольку все понимали, что в этом нет никакого толку. Пока костоправ доберется до «ВР», мой брат либо пойдет на поправку, либо уже будет в могиле.
На следующее же утро Брэквелл объявил, что они с Эдвардсом и Эмили тоже уезжают в Майлз. Молодой англичанин нашел настоящие бухгалтерские книги «ВР» в бараке Макферсонов. В отличие от тех описей, что подделал Хорн, из них было ясно, насколько мало осталось от Кэнтлмира, и Брэквелл решил, что его долг теперь – распорядиться имуществом. Он направлялся на съезд Ассоциации скотопромышленников, чтобы продать остатки земли и скота Суссекской земельно-скотоводческой компании.
– Можете оставаться здесь, сколько пожелаете, – предложил мне Брэквелл перед отъездом. – Я договорюсь с новыми владельцами, кто бы это ни был. Если вашему брату потребуются недели или месяцы, чтобы поправиться, запросто оставайтесь. Запасов провизии хватит надолго, и я выдал Шведу жалованье до конца лета. И вам тоже выдам.
– Чертовски щедро с вашей стороны.
– Это самое меньшее, чем я могу отплатить вам с братом.
– Отплатить? За то, что столько народу погибло, а компания разорена?
Брэквелл покачал головой. Казалось, за неделю этот долговязый парнишка повзрослел на несколько лет.
– Перемены все равно произошли бы, – заметил он. – Вы с братом просто… немного подогнали их.
Он протянул руку, и мы обменялись рукопожатиями. Сегодня на Брэквелле был подобающий джентльмену дорожный костюм, но на голове красовался высоченный белый стетсон.
Осиногнездовцы тоже, как и Швед, получили свои деньги и вскоре оседлали коней. Они уезжали с добрыми пожеланиями Старому и пламенным стремлением убраться как можно дальше от «ВР». Уехал и Веллер, попросив у меня на прощание сувенир на память о совместно пережитом приключении. Негр-ковбой ехал в Майлз с носом в кармане и надеждой в сердце обменять этот нос на тысячу долларов. Я пожелал ему удачи.
Итак, на следующий день нас осталось всего трое. Мы со Шведом пили кофе и играли в домино. Густав в основном потел, стонал и спал.
– Лихорадка не есть хорошо иметь, – заметил Швед. – Инфекция быть может.
– Что я могу сделать? – спросил я, наверное, в тысячный раз.
Обычно Швед только пожимал плечами и предлагал молиться, но на сей раз дал несколько более дельный совет:
– Он есть твой брудер[13]. Говорить с ним.
И я стал говорить. Для начала перечислил все причины, по которым Густав нужен мне живым. Текли минуты, и я перешел к семейным воспоминаниям, намереваясь согреть братишке сердце. Но стоило заговорить об Амлингмайерах, и мой монолог сразу приобрел мрачный оттенок, ведь почти никого не осталось в живых. Требовалось зайти с другой стороны.
Я тут же побежал в барак и принялся копаться в скромных пожитках брата. Много времени не понадобилось, и скоро я уже снова сидел у постели Старого с журналом «Харперс» на коленях. Однажды Шерлок Холмс смог пробудить разум Густава, и я надеялся, что теперь он совершит то же самое и с телом брата.
Я начал с «Приключений клерка» и, дочитав до конца, перешел к другим историям про Холмса. На следующий день я прочел их все дважды. Никаких чудес мои усилия не произвели, хотя в какой-то момент в середине «Этюда в багровых тонах», когда я дошел до любимого места Старого, готов поклясться, мне послышался его шепот: «Грубейшая ошибка».
Когда я сказал об этом Шведу, который принес теплый бульон, чтобы влить его Густаву в глотку, повар кивнул и широко улыбнулся.
– Гут[14], гут! Он есть слышать! Старайся, вдруг он говорить!
Поэтому в следующий раз, едва уловив сорвавшиеся с губ Старого слова – что-то вроде «собака ночью», – я постарался продолжить беседу.
– Густав, – сказал я. – Мне вот что интересно. Перед тем как сгуртовать всех в кабинет, ты тайком переговорил с леди Кларой. Как ты понял, что надо идти к ней? Ты же говорил, что еще не знаешь, кто убийца.
Губы брата медленно зашевелились, но беззвучно. Через минуту-другую шевеление прекратилось, и я снова наклонился к нему.
– И кто же вытащил Бу в сортир? Уж леди-то никак не могла этого сделать.
На сей раз никакого ответа не последовало. Старый просто лежал неподвижно, как камень, весь мокрый от пота. Эта картина наводила на мысль об отце и брате Конраде, которые то горели в жару, то леденели, прежде чем умереть от оспы. Я попытался отогнать от себя мрачное видение, но безуспешно, а когда заснул прямо на стуле, мне приснилось, что все давно умершие Амлингмайеры приветствуют Старого в своей компании.
Проснувшись утром, я увидел брата, который сидел на кровати и смотрел на меня так, будто это он сутками дежурил рядом со мной.
– Поищи у меня в джинсах, – потребовал он.
– Густав! – Мне хотелось вытащить братишку из постели и станцевать с ним джигу, но я преодолел искушение. – Ты отдыхай, отдыхай, – сказал я вместо этого, решив, что брат бредит в горячке.
– Разве ты не хочешь, чтобы я ответил на твои вопросы?
– Вопросы? – Я еще не успел попить кофе, и смысл слов доходил медленно. – Ох! Так ты меня слышал?
– Слышал. А теперь… поищи у меня в джинсах.
– Ладно, ладно. – Сложенные штаны Старого лежали рядом на комоде, и я взял их и потянулся к карману, но замер, прежде чем сунуть внутрь руку. – Надеюсь, ты не нашел еще один нос?
– Там не нос, – рявкнул Густав с бодростью, удивительной для человека, только что проведшего три дня не просто на пороге смерти, но уже наполовину за ним. – И не уши, не губы и не задница. Просто глянь.
Я повиновался и вытащил золотой медальон. Внутри находилась фотография женщины лет тридцати с длинными темными волосами, тонкими чертами лица и грустными глазами. Красивой женщины. Женщины, которая, как я знал, теперь мертва.
– Нашел у Перкинса, да?
– Пожалуй, лучше называть его «Хорн», – заметил Густав. – Раз уж мы знаем его настоящее имя и все прочее.
Напротив портрета на крышке была выгравирована изящная надпись. Я откашлялся и прочел ее вслух.
Ты сердца моего всевластный повелитель
И радостей моих единственный даритель;
Уходишь ты – пуста моя душа,
Вернешься – и опять она полна.
К.
Старый задумчиво кивнул.
– А я-то гадал, что же там написано.
– Она… она по-настоящему любила этого малого, а?
Защелкнув медальон, я собрался положить его обратно в карман джинсов Густава.
– Нет, – остановил меня брат. – Оставь себе.
Я на минуту засомневался, нужен ли мне столь печальный сувенир, но потом кивнул и сунул вещицу себе в карман.
– Значит, – сказал я, – найдя медальон, ты понял, что леди тоже замешана.
– Ну да. Но не понимал, каким именно образом. Эдвардс не просто так катался к пруду на коляске, это ясно. Но леди Клара могла быть с ним заодно, а могла и дурачить его. Мне даже приходило в голову, что это ее отец заварил всю кашу, чтобы обчистить Эдвардса и Брэквелла, а она просто ему подыгрывает. – Старый горестно покачал головой, явно стыдясь того, что недооценил коварство красавицы. – Что касается Будро, то, думаю, его оттащили в сортир Макферсоны.
– И как же ты пришел к такому выводу?
– Ну, как однажды сказал умный человек: «Великое дело – уметь рассуждать в обратном направлении». Теперь, когда мы знаем злодеев, сложить картину легче легкого.
У Густава начали закрываться глаза, речь стала неразборчивой, плечи поникли, но он продолжал говорить:
– Хорн появился после убийства Будро. Помнишь же, леди Клара сказала, что ждала его, а у дома мы нашли следы двух лошадей: одна Будро, а вторая гостя леди. Клара и Хорн постарались тщательно прибрать в кабинете, но избавляться от тела они бы не стали, ведь это убийцы из высшего общества, не привыкшие к грязной работе. К тому же лошадь Будро ждала рядом с домом. Кто-то должен был расседлать ее и отвести обратно в загон. Это дело работников, и Хорн с женой уж точно не обратились бы к нам. Вот они и поручили разбираться Ули и Пауку. Думаю, Макферсоны и бросили тот ржавый
