Союз рыжих - Стив Хокенсмит
При упоминании Холмса старикан выкатил глаза, а от его крика едва не повылетали окна во всем замке. Но оглушающий приступ гнева на удивление быстро утих.
– Хватит, – повторил его светлость. Он сделал глубокий вдох, а когда выдохнул, на губах снова зазмеилась ехидная улыбка. – Тебя зовут… Эппл-как-бишь-там, да?
– Амлингмайер, – поправил Старый.
Герцог кивнул.
– Так уж совпало, Амлингмайер, что через три дня в Майлз-Сити будет съезд Ассоциации скотопромышленников Монтаны. Тебе, наверное, известно, что у ассоциации есть список работников, которых ее члены никогда не нанимают. Черный список. Фамилия «Амлингмайер» станет в списке первой. И на этом дело не кончится. Большинство ранчо в твоем штате принадлежит англичанам, с которыми я знаком, и эти же люди контролируют торговлю скотом в Вайоминге, Техасе, Колорадо и Нью-Мексико – на всем Западе. Мне несложно сделать так, чтобы тебя занесли в черные списки абсолютно везде. Как только мое пари с юным Брэквеллом разрешится, я выкину тебя и твоего туповатого братца из Кэнтлмира без гроша в кармане, и ни на одном ранчо в тысяче миль вокруг вам не подадут даже черствой корки.
Поначалу Старый немного подталкивал герцога, чтобы разозлить его и разговорить, но, очевидно, старина Дикки и сам умел толкаться, причем гораздо сильнее. Густав – человек гордый и даже несколько самоуверенный, несмотря на свою молчаливость, однако сейчас я увидел в глазах брата страх – или, по крайней мере, осознание того, что он не так уж ловок, как ему казалось.
Герцог тоже заметил колебания Густава, и его улыбка стала шире.
– Полагаю, тебе придется найти себе другое занятие, однако выбирать карьеру детектива-любителя не советую. Ты пытаешься подражать Шерлоку Холмсу; это очевидно. Но я своими глазами видел его работу и могу с уверенностью сказать: у тебя нет ни такой хитрости, ни такого ума. А даже если бы и были… сам знаешь, что случилось с мистером Холмсом.
Густав слегка прикрыл глаза, возможно, чтобы спрятать страх, но теперь они широко распахнулись, и к Старому вернулся дар речи.
– О чем это вы?
– Так ты не знаешь? – Герцог вгляделся в моего брата и залился злобным смехом. – Несчастный глупый невежда!
– О чем речь? – спросил Густав. – Чего я не знаю?
– Твоего кумира больше нет, – выдавил старина Дикки между приступами хохота. – Шерлок Холмс мертв!
Глава двадцать шестая
Мистер Холмс,
или Старый в трауре, а я в шоке
Когда мне было двенадцать, мой отец и брат Конрад умерли от оспы, и на нашу с Густавом долю выпало хоронить их. Мы работали молча, ограничиваясь лишь необходимыми словами: «Там?», «Хватит, уже глубоко» и «Сперва фатер[7]». Вскоре после этого Густав покинул ферму и стал посылать нам деньги с ранчо и из «коровьих городков» Старого Западного пути. Я увидел братца снова только через четыре года, на станции железной дороги в Додж-Сити. Не прошло и месяца с тех пор, как не стало матери и сестер, а также нашей последней остававшейся в живых тети, кузин, кузенов и самой фермы – все унесло безжалостное наводнение, не пощадившее даже надгробий на семейном кладбище.
И после стольких несчастий Густав лишь смерил меня взглядом и кивнул.
– Есть работа на ранчо «Джей с крестом» в Техасе, – сказал он. – В седле держаться умеешь?
Я ответил «да», и на этом разговор закончился: ни приветственных речей, ни рыданий, ни даже вздоха.
Все это я рассказываю не для того, чтобы выставить братишку бессердечным, а лишь с целью показать, что он не из тех, кто склонен проявлять чувства. Но, не сомневаюсь, где-то глубоко у него внутри скрывается нежная любящая душа, иначе не объяснить, почему Густав столько лет меня терпит.
Он мог бы бросить меня одного после того наводнения – ведь мне уже стукнуло шестнадцать и я успел приобрести если не житейскую мудрость, то кое-какие навыки, которые позволяют пробиться самостоятельно.
И все же мой брат предпочел взвалить на себя ответственность за неуклюжего долговязого мальчишку, который ездил верхом, кидал лассо и стрелял немногим лучше одноглазого сома. А когда мальчишку выгоняли – с первой работы, а потом и со второй, – Густав тоже уходил и оставался рядом, учил как умел, лишь вздыхая в ответ на дурацкие выходки, и ни разу не пожаловался на это бремя. Да, случалось, что братец впадал в уныние или подолгу молчал, но слез я не видел никогда.
Поэтому можете представить мое смятение, когда я увидел их тогда в замке. Не то чтобы Старый разрыдался в голос, услышав о смерти мистера Холмса, но глаза у него предательски наполнились влагой, грозившей сорваться каплями с ресниц.
Сама мысль о том, что Густав Амлингмайер может лить слезы по поводу смерти незнакомца, сперва выглядела столь невероятной, что я отказывался верить собственным глазам. Однако, когда брат заговорил, в его дрожащем голосе слышалось настоящее страдание, и мне пришлось признать: что выглядит как слезы, действительно ими и является.
– Что… Он… Кто…
– Хочешь знать, как это случилось, м-м? – Герцог явно наслаждался горем Старого. – Ну что ж, рад сообщить, что страсть лезть не в свое дело в итоге и сгубила горе-сыщика. О, точные обстоятельства неизвестны. Этот проклятый шарлатан Ватсон считает себя вправе очернять кого угодно своей мерзкой писаниной, но по поводу смерти своего приятеля хранит молчание. Однако некоторые подробности всплыли. По-видимому, дело было в Швейцарии. Холмс, насколько я понимаю, преследовал какого-то бедолагу с континента, полез за ним на гору, и больше Шерлока не видели! Он сорвался, его сбросили или еще что – никто не знает. Ну, может, Ватсон и знает. Если так, то рано или поздно он обо всем напишет, уверяю тебя, ибо возможность заработать несколько гиней на смерти друга наверняка пересилит у докторишки чахлое чувство порядочности, если оно у него вообще имеется.
– Когда? – едва слышно прошептал мой брат.
– О, давным-давно, – хмыкнул герцог.
– Два года назад. – Брэквелл смотрел на Старого с жалостью – так на моего брата еще никто и никогда не смотрел. – Я думал, вы знаете.
Густав медленно покачал головой, направив взгляд повлажневших глаз на носки сапог.
– Видишь, Амлингмайер, – сказал его светлость, – как рискованно соваться в чужие дела. Жаль, что ни ты, ни Холмс не смогли логически определить, чем обернется слежка за посторонними!
Старина Дикки играл с братом, как кошка с полудохлой мышью в когтях, и леди Клара с Брэквеллом смотрели на жестокую забаву лорда с отвращением.
– Конечно, уже поздно отказываться от взятых на себя обязательств, – не унимался старый боров. – Хотя, полагаю никогда не поздно признать поражение.
На последних словах его тон стал отечески мягким, и Густав удивленно поднял глаза. Брэквелл, казалось, тоже слегка вздрогнул.
– Ватсон задурил тебе голову своими россказнями о «великом Холмсе», и ты переступил границы, – увещевал герцог. – Вполне простительно… если мы постараемся как можно быстрее покончить с этим неприятным делом.
Лицо Брэквелла сделалось алым как мак, и на нем появилось выражение нескрываемого презрения. Мне потребовалось чуть больше времени, чтобы распознать смысл слов лорда Балморала.
Слова «это неприятное дело» относились не к убийству, а к расследованию Старого. Мой брат воткнул занозу в лапу льва, и теперь, чтобы не стать жертвой грозного хищника, оставалось только пойти на попятную. И если Густав признает поражение, герцог сможет отпраздновать победу.
Старина Дикки пытался силой выбить свои двести фунтов и даже не стеснялся присутствия Брэквелла.
– Ваша милость, если позволите, сэр… – Брат произнес эти подхалимские слова без всякой иронии, и у меня чуть не разорвалось сердце при виде такого унижения. – Не могли бы мы с мистером Брэквеллом на минутку уйти в кабинет. Я… – Он взглянул на нашего юного покровителя, и в этом взгляде читалось обещание скорого разочарования. – …Мне кажется, я должен с ним… ну… нам нужно поговорить.
Герцог кивнул и улыбнулся, наконец обнаруживая немного той самой милости, которой его требовалось величать.
– Конечно.
Густав слегка толкнул меня локтем, а потом медленно встал и поплелся за Брэквеллом к двери кабинета. Я тоже поднялся и пошел за ними, словно сопровождая брата на казнь. Его мечты вместе с гордостью собирались повесить на перекладине бок о бок, как парочку конокрадов. У меня
