Союз рыжих - Стив Хокенсмит
– Пять минут, так тумаю.
– Пять минут? – пробормотал брат. – Пять минут. Как раз достаточно времени, чтобы кто-то…
Что именно мог сделать этот «кто-то», я так и не узнал, поскольку другой «кто-то» вломился в дверь у нас за спиной. Рука сама метнулась вниз, к револьверу, и, пока я разворачивался, подняла ствол и взвела курок.
Но передо мной стоял не Макферсон со стальным взглядом, а перепуганная горничная с вытаращенными глазами.
– Господи, Эмили, прости, – забормотал я, торопясь убрать 45-й в кобуру, пока она не подняла крик.
Девушку так поразил направленный в лицо «миротворец», что она, против обыкновения, не могла выдавить и двух слов.
– Ч-чтоб ты… сдох! – наконец выдохнула она.
– Через минутку, ладно? – попросил Старый. – У меня остался еще один вопрос к нашему другу.
Задавать этот вопрос следовало без промедления, пока Эмили не вытолкала нас из замка взашей.
– Швед, – сказал Густав, – ты сейчас собирал корзину для пикника мистеру Эдвардсу?
Мне пришлось стиснуть зубы, чтобы не отпала челюсть. Мы идем по следу убийцы, на хвосте висят Макферсоны, а братец интересуется обедом Эдвардса!
Швед кивнул и пожал плечами одновременно, видимо не меньше меня озадаченный вопросом.
– Приходить на кухня скоро недавно, просить хлеб и сыр. Я ему дать.
– Но ты не складывал провизию в корзину? Просто положил, чтобы Эдвардс взял?
Старый повар снова кивнул.
– Еда корзина сама себе класть, да.
– Спасибо, Швед.
Эмили откашлялась.
– Вас… – начала она, взяв сухой официальный тон, к которому прибегала, когда говорила как горничная аристократки, а не как смешливая девчонка.
Старый развернулся к ней почти так же резко, как я полминуты назад.
– Ты сказала, что слышала выстрел около полуночи или часа ночи. Уверена?
Внезапность вопроса или, возможно, шанс еще немного посплетничать извлекли на свет подлинную натуру Эмили из панциря служанки.
– Конечно, уверена, – возмутилась она. – Уж я-то, небось, знаю, как выглядит глубокая ночь, а это было глубокой ночью.
– Нет-нет, – встрял Швед. – То был много позже.
– Ой, да не слушайте вы его! – закатила глаза Эмили, а потом склонилась поближе к Старому: – И скажу вам кое-что еще, мистер детектив: этот мертвый черномазый не просто бродил вокруг ночью. Он в сам дом залез!
Братец насторожился, как легавая, учуявшая аппетитный запах гнили.
– Откуда ты знаешь?
– А вот откуда: десять минут назад наверху заходила в бельевой чулан и недосчиталась утюга и нескольких подушек.
Густав прищурился на Эмили, словно девушка была миражом, исчезающим вдали.
– Подушек и утюга?
Горничная кивнула.
– И это еще не все. У леди Клары пропали…
Едва имя хозяйки сорвалось с ее губ, Эмили порывисто вздохнула и поникла. Но вскоре она выпрямилась, и я понял, что произойдет дальше. Горничная вспомнила, зачем пришла: вышвырнуть нас отсюда.
– Вас… – начала она, возвращаясь к фразе, которую оборвала минутой раньше.
«…Больше не потерпят в этом доме», – вот что я думал услышать. Но услышал нечто совершенно другое.
– …Ждут в гостиной. Леди Клара желает с вами побеседовать.
Глава двадцать четвертая
Миледи,
или Ангел просит о милости, а старый изображает адвоката дьявола
Лорды и леди не привыкли ждать, тем более каких-то ничтожеств с грязью под ногтями и вымазанными в навозе сапогами. Однако Старый, отвлекая Эмили своими вопросами, все-таки заставил леди Клару ждать, поэтому, входя в гостиную, я боялся, что блестящие карие глаза предмета моих воздыханий испепелят нас гневом. Но беспокоился я зря, ибо, когда мы вошли, миледи приветствовала нас ангельской улыбкой.
Однако улыбка не могла скрыть встревоженность. Вокруг глаз и рта леди Клары пролегли морщины, которых я раньше не замечал, а гордая прямая фигура ссутулилась, поникнув, как увядающий цветок, что сгибается под весом собственных прекрасных лепестков.
– Джентльмены, – проговорила красавица. – Прошу садиться.
Эти три слова сулили привилегию, о которой я и не мечтал: нам предложили сесть в присутствии самой настоящей аристократки. Когда мы со Старым опустили свои обтянутые джинсами задницы на диван, я испытал столь опьяняющую смесь смирения и гордости, что голова едва не улетела с плеч, как сухой лист. Я украдкой взглянул на Густава, но братца, видимо, не впечатлила оказанная нам особенная честь. Кроме того, похоже, он совершенно преодолел присущую ему робость в присутствии женского пола, поскольку выглядел скорее заинтригованным, чем смущенным.
– Среди людей моего положения у нас на родине есть темы, которые считаются неподобающими для обсуждения респектабельными женщинами, – начала леди Клара. – Но поскольку американцы здесь, на Фронтире, известны… несколько более свободным отношением к вопросам приличий, надеюсь, вы не будете шокированы моей откровенностью.
Я энергично закивал, хотя Густав сидел рядом со мной совершенно неподвижно.
– Как мог бы подтвердить мой отец, я всегда без обиняков высказывалась по поводу финансов, политики и других вопросов, которые, как принято считать, не входят в круг женских интересов, – продолжала англичанка. – Убийство тоже относится к подобным вопросам, особенно убийство такого рода, с каким мы столкнулись сегодня. Мертвый негр, найденный в отхожем месте? Иные сказали бы, что ниже моего достоинства замечать такие вещи. Но я считаю, что смерть человека не может быть ниже любого достоинства. Равно как и не может служить предметом для шуток и праздных развлечений. Вы согласны?
Вопрос был адресован мне: возможно, леди Клара чувствовала, что я готов согласиться с любыми ее словами, будь то критика азартного характера ее отца или же утверждение, что небо красное, кровь синяя, а волосы у меня зеленые. Но Старый был нечувствителен к чарам красавицы.
– Мое расследование – никакая не шутка, – отрезал он.
– И мы полностью согласны с вами, миледи, – быстро добавил я, стремясь загладить неловкость. – В самом деле, не прошло и двадцати минут, как мой брат говорил почти то же самое мистеру Эдвардсу: мол, нет в смерти ничего забавного, это дело серьезное, и относиться к нему надо серьезно.
– Тогда вам обоим понятно, почему я нахожу пари моего отца с мистером Брэквеллом столь отвратительным, – отметила леди.
Я снова кивнул, но Старый сидел как деревянный истукан.
– Мне сказали, что представители органов власти прибудут завтра не позднее полудня, – сообщила леди Клара, и в ее голосе проскользнул холодок. – Наверное, с расследованием можно подождать, пока за дело не возьмутся профессионалы.
Она сделала паузу, давая моему брату еще одну возможность поступить по-джентльменски и развалить пари, отказавшись от расследования. Но он воспользовался паузой для того, чтобы перевести разговор со своей персоны на саму леди.
– Если вы и правда так цените откровенность, как говорите, то, наверное, не будете возражать, если я задам вопрос личного характера.
Тревожные морщинки на лице леди Клары обозначились четче, но, верная своему воспитанию, она сохранила невозмутимое выражение.
– Можете спрашивать.
– Благодарю. – Тон Густава стал чуть мягче. – Мне кажется странным, что вы – женщина, которая легко отметает представления о приличиях, – именно по моральным соображениям так горячо возражаете против пари герцога, хотя, согласен, поступок действительно бездушный с его стороны. Поэтому мне кажется, что вы хотели поговорить с нами по другой причине… и, возможно, она связана с кучей денег, которую ваш отец поставил на кон.
Леди еще какое-то время смотрела на моего брата, будто ждала, когда он задаст прямой вопрос. Потом медленно и сокрушенно кивнула.
– Стыдно признаться, но я действительно волнуюсь о деньгах.
– Двести фунтов – большая сумма, насколько я понимаю. А с деньгами у вас в семье не так уж хорошо, верно?
Я побагровел в ужасе от того, что Густав макнул деликатный носик леди Клары в те сплетни, которые мы слышали от Эмили и Брэквелла.
Наша собеседница вздохнула и еще больше сникла.
– Неужели о наших затруднениях знают даже индейцы? Да, мы не столь состоятельны, как раньше. Два Кэнтлмира, ранчо и наше имение в Суссексе, – вот и все, что осталось. Раз уж вы все равно в курсе, не вижу причин скрывать, почему мы так обеднели.
По обычно безмятежному лицу леди Клары пробежала тень, обнажив скрывающийся под внешним спокойствием гнев.
– Все из-за азартных игр, – заявила она. – Карты, скачки, пари по поводу того, сядет ли муха на сахарную голову… Чудо, что мы еще не окончательно разорены
