Скандал в Чайна-тауне - Стив Хокенсмит
– Эй! Что здесь происходит?
Фараон смерил меня с ног до головы сонным взглядом, но все же решил удостоить ответом.
– Какой‑то китаец с собой покончил, – лениво, словно зевая, протянул он. – Лепила, который держал эту лавку. – И он качнул головой в синем шлеме в сторону заведения у него за спиной – аптеки доктора Чаня.
Глава восьмая
Чань, или Мы вынюхиваем ответы, и запах нам не нравится
Я сделал шаг к двери.
Полицейский тут же заступил мне дорогу.
– Куда это ты собрался, а?
– Туда, – ответил я и попытался обойти стража порядка.
Но тот снова преградил мне путь.
– Никуда ты не пойдешь.
– Пойду.
Я сделал еще одну попытку обогнуть полицейского. Это был здоровый детина, ростом с меня и почти такой же широкий в плечах, но двигался он быстро. На этот раз мы с ним как следует столкнулись, так что большие латунные пуговицы копа врезались мне в грудь.
– Послушайте, я знаю доктора Чаня, – начал я. – Он…
Я едва не сделал ошибку, сказав «мой друг», – тогда нас точно никогда не пустили бы внутрь. К счастью, Диана перебила меня, прежде чем я успел сморозить глупость.
– Господин полицейский, – заявила она, пробираясь сквозь толпу вместе с тащившимся сзади Густавом, – нам надо поговорить с тем, кто здесь главный.
Опустив руку в сумочку, она вытащила небольшой, поблескивающий желтым предмет и сунула его под мясистый нос фараона.
Полицейский выпучил глаза.
Старый выпучил глаза.
Да что там, даже я выпучил глаза.
Это была бляха полиции Южно-Тихоокеанской железной дороги.
– Мы пришли проконсультироваться с доктором Чанем от имени ЮТ по важному служебному делу, – объяснила Диана. – Если с доктором что‑то произошло, мы должны выяснить все детали. Наше начальство потребует полный отчет.
Здоровяк-полицейский презрительно скривился:
– Ага, как же. Потребуют отчет именно от вас, дорогуша?
– Да, именно от меня.
Коп покачал головой и насмешливо хмыкнул.
Однако снисходительность его была исключительно показная. В Калифорнии Южно-Тихоокеанская железная дорога получала все, что хотела, как от губернатора, так и от затянутого в мундир быка в Чайна-тауне.
– Эй, сержант! – крикнул полицейский через плечо. Не дождавшись ответа, он зашел в лавку Чаня и заорал, удвоив громкость: – Сержант!
В глубине лавки виднелся узкий коридор без дверей, из которого послышался звук шагов.
– Что?
В коридор высунулась голова – лысая, массивная и угловатая. Покрась ее красной краской – сойдет за штабель кирпича.
– Здесь филеры из ЮТ, сержант. Говорят, у них было дело к китаезе. А теперь хотят видеть вас.
Сержант вытянул толстую шею и посмотрел на нас через плечо своего быка. При виде Дианы, столь привлекательной в белом летнем платье, и Старого, столь неуместного в белом «Боссе прерий», на его мясистой физиономии изобразилось удивление. Однако ненадолго.
– Пропусти их.
И он с громким топотом удалился.
Здоровяк-коп отошел в сторону и жестом пригласил нас войти.
– ЮТ или нет, деревенщина, – прошипел он, когда я вслед за Дианой и Густавом проходил мимо, – в следующий раз спрашивай разрешения.
«Деревенщина? – возмутился про себя я. – Но ведь я же в канотье!»
Пока мы пробирались между коробок и корзин с кореньями, семенами и комочками загадочной субстанции, Старый обернулся ко мне и слегка кивнул вперед, на Диану, вскинув брови, что подразумевало: «Видишь?»
Я уклончиво пожал плечами: «Что именно?»
Брат покачал головой и отвернулся.
Конечно, я прекрасно понял, на что он намекал. Если Диану выгнали с Южно-Тихоокеанской железной дороги, почему она до сих пор таскает с собой бляху ЮТ?
Этот вопрос я предпочел отложить на потом… отчасти потому, что не был уверен, понравится ли мне ответ.
Когда мы прошли в глубь лавки, я вдруг почувствовал резкий запах и сперва подумал, что мой брат не испускал такого зловония с тех пор, как мы с ним гоняли скотину. Если несколько недель жрать одни бобы, выхлопом можно и корову свалить. Однако вонь только усиливалась, и я понял, что человеку подобное не под силу, даже если набить брюхо бобами с халапеньо и залить сверху пивом.
Во всяком случае, если речь идет о живом человеке.
В конце коридора обнаружилась заставленная ящиками кладовая, а справа – узкая крутая лестница на второй этаж.
– Поднимайтесь… если уж так хочется, – сказал сержант, перегнувшись через перила на верху лестницы. – Но предупреждаю: здесь воняет еще хуже. – И пропал из виду.
Конечно, несмотря на предостережение, ни Диана, ни Густав не замедлили шаг. Да и меня слова сержанта не смущали, а вот смрад смущал.
С каждым шагом он становился все сильнее. Зловоние было из тех, которые ощущаешь не только на запах, но и на вкус… что было весьма некстати, поскольку воняло так, словно кто‑то выставил ведро простокваши и корзину вареных яиц на целый день под августовское солнце.
– Да что же это такое? – закашлялся я.
– На вздувшийся труп не похоже, – сказал Густав. – Но близко.
– Это газ из труб, – не оглядываясь, бросила Диана. – В натуральном виде он не пахнет, и газовая компания добавляет туда химикалии, чтобы можно было легко распознать утечку по запаху.
– Да уж, действительно легко. – Я стянул с головы соломенную шляпу и помахал ею перед носом. – Легче некуда, только обморок.
Мой брат лишь крякнул с досады – и, кажется, я понимал причину его недовольства. Старый видел только те дома, которые освещаются масляными лампами, свечами или заревом из очага, а вовсе не газом. Если бы не Диана, Густав наверняка решил бы, что на втором этаже разводили скунсов. Запах газа относился именно к тем вещам, которыми я донимал брата вчера: к городским уликам, искать которые он не умел.
Старый так оглушительно затопал по лестнице, будто намеревался раскрошить ступени в щепки.
На втором этаже располагалась маленькая, тускло освещенная квартирка, так густо заполненная ядовитыми испарениями, что, казалось, они даже замедляют движения, подобно воде. Но я остановился как вкопанный по другой причине: потому что увидел кровать в углу – точнее, лежащего на ней мужчину.
Это действительно был доктор Чань, хоть и не совсем тот доктор Чань, с которым мы говорили накануне. Его одежда, всегда чистая и аккуратная, была измята, очки в круглой оправе исчезли. Китаец лежал навзничь: глаза наполовину закрыты, рот наполовину открыт, а сам полностью мертвый. И вдобавок иссиня-сизый, судя по цвету рук и лица.
Я уже видел кожу такого цвета, когда хоронил всех своих родных, за исключением Густава. Как и моя родня в Канзасе, Чань умер по самой простой причине из возможных: он не мог
