Валентин Берестов - Государыня пустыня
…Металлург, живя на отшибе, казался людям колдуном, изо дня в день творившим чудо с помощью духов — покровителей его таинственного ремесла. Он и сам не знал, что в печи происходит не колдовство, а восстановление железа из окиси, и, не видя особой разницы между черной магией и черной металлургией, должно быть, покорно считал себя орудием сверхъестественных сил. А я разве не орудие в руках у того, кто возьмет мои записи и чертежи, исследует добытые мной вещи, образцы грунта, угля, руды, шлаков, железа, обломков печи, восстановит открывшуюся передо мной картину и все поймет? Но этот неведомый археолог полностью зависит сейчас от меня, литератора. И я продолжаю «колдовать» над остатками мастерской и думаю, чем бы еще помочь ему до сегодняшнего вечера, когда за мною придет машина.
Чигирь
Слепой верблюд идет по кругу,Вращая деревянный вал.Бегут кувшины друг за другом,Льют воду в маленький канал.
Но с трех сторон сдавили полеВалы тяжелого песка.Слепой верблюд. Слепая доля.Слепые, долгие века.
Мы шли тропою незнакомойТуда, в пустыню, на канал.И вслед нам с плоской крыши домаРукою мальчик помахал.
И влажным блеском напоследокНам с колеса сверкнул кувшин.Прощай, чигирь, почтенный предокМоторов наших и машин!
В степи
Простор вокруг меня такой, так все разнообразно, будто я стою на огромном листе географической карты или смотрю на мир с самолета, а не с плоского такыра.
Справа от меня, за древним руслом, девственные светлые пески: эти земли не знали ирригации. Где-то там, за серым коническим холмом Яман-Кокча, экспедиция нашла стоянки и погребения бронзового века, открыла, пока я был литератором, особый мир, который я так и не видел.
Впереди ровная серая степь с редкими точками кустарников. Проглянуло солнце, и забелели на фоне тучи Большой и Малый Кырк-Кыз с изрезанными стенами, напоминающими шествие жрецов.
А левее, там, где идет сейчас туча с относимой ветром кисеей дождя, на скале синеет красавица Аяз-кала. Еще дальше чернеют горы Султан-уиз-дага. Непривычно смотреть на них сквозь зубцы отвалов, зеленеющие тополя, крупные комья первой пахоты. Сзади — прочерченные по такыру подковообразные грядки: высаживают саксаул. И замки, розовеющие среди темной пашни.
Всюду насколько видит глаз простор земель, ожидающих человека, те самые миллион гектаров будущих орошаемых земель Хорезма, о которых потом, восемь месяцев спустя, зашла речь на Пленуме ЦК. Наверное, в их число войдут не только земли древнего орошения, но и те охотничьи и рыболовецкие угодья первобытных людей, где в свое время блуждала река. Экспедиция вместе с географами давно уже движется по забытым следам воды. Ведь если знаешь их, то будет легче тянуть туда новую воду, так как часть работы когда-то уже сделала за людей сама Аму-Дарья.
А пока крепость Кырк-Кыз, давшая имя каналу, уже готова его встретить. Это название связано с узбекским и каракалпакским эпосом. И если можно в нескольких словах изложить эпическое произведение, то это сделал колхозный шофер Абдулла Атаджанов, привезший нас с Керимом сюда.
— «Кырк-Кыз» означает «Сорок девушек». В крепости жили сорок девушек. Очень храбрые. Очень дружные. Все вопросы решали коллегиально.
Атаджанов без конца говорил о Кырк-Кызе. Обнадежил, что скоро колхоз возьмется и за дорогу. И предложил поместить свою машину в наш исторический музей. Ведь в ее кабине, на этом вот сиденье, была первая контора МТС. Здесь директор жил, писал справки, составлял сметы, принимал заявления, выдавал зарплату. МТС возникла снизу, а потом ее уже наверху утвердили.
Атаджанов родился в старом Турткуле, что теперь смыт Аму-Дарьей. Он доволен Кырк-Кызом:
— Перспективы. Воздух. И пески, пески по сторонам — одним словом, природа. А главное — от реки далеко: можно жить спокойно.
Несколько слов о будущем
Итак, крепости, стоящие в пустыне, вызывают не только воспоминания прошлого, но и мечты о будущем. Земли древнего орошения Хорезма, по существу, земли его будущего орошения.
Следы каналов разных эпох и русла пересохших протоков воспринимаются теперь как наметки будущей оросительной сети. А вот что уже случилось с одним из таких русел — с Келифским Узбоем. Став Каракумским каналом, он донес аму-дарьинскую воду до самого Ашхабада и с помощью людей и машин движется по южной Туркмении дальше, к Каспийскому морю.
Далеко в верховьях, в горах Таджикистана, сооружается Нурекская ГЭС. Новые гидростанции — Тахиа-Ташская и Тюямуюнская — возникнут и в низовьях Аму-Дарьи, в Хорезме. Мощные электрические насосы, подобно гигантским чигирям, поднимут воду в русла магистральных каналов. Аму-Дарья станет полностью управляемой человеком.
А когда ей и ее сестре Сыр-Дарье не хватит воды, чтобы впадать в поля огромными разветвленными дельтами и одновременно поддерживать уровень богатого рыбой Аральского моря, на помощь придет обращенная вспять вода сибирских рек Иртыша и Оби.
В руки строителям попадет подробнейшая карта древней оросительной сети, составленная археологами и их коллегами географами. Не знаю, в какой мере, но она обязательно будет использована, как используются данные археологии при строительстве нынешних, пока небольших каналов Хорезма.
Тогда труд античных рабов и раннесредневековых вооруженных земледельцев войдет составной частью в труд современных ирригаторов. Они, строители и земледельцы древности, сыграли для наших практических нужд примерно такую же роль, как, скажем, партии изыскателей, впервые изучивших новые земли, проложивших первые трассы, поставивших первые вехи для будущих поколений. Эти «изыскатели» работали сотни и тысячи лет, познавая характер неистовой реки и заставляя ее служить людям. Их следы не затеряны в пустыне, их труды не забыты.
Вышки
Когда вокруг тебя пустыня,Когда еще далек привал,В тебе рождается гордыня:Вот, дескать, где я побывал!
И вдруг, как мудрую усмешкуЛюдей, что до тебя прошли,То вышку, то простую вешку,Смутясь, увидишь ты вдали.
Птицы
Птиц на Кырк-Кызе видимо-невидимо. Тут и орлы, медленно парящие в высоте, и, какое бы у вас ни было дело, какие бы мысли вас ни занимали, вы забудете обо всем, любуясь их полетом. И кулички, посвистывающие из рва между дорогой и каналом, там, где зеленая водица, тростник и осока. И куропатки, что раннею весной купаются в дорожной пыли и вылетают прямо из-под колес: то ли им, бедняжкам, холодно, и они греются в пыли, то ли это купание им нужно, чтобы поскорее слинять, освободиться от торчащего пуха. И ночные, зловеще стонущие сычи — один из них жил прямо над нашим лагерем и смущал сон так, что пришлось не полениться, пойти на замок с фонарями, размахивая ими и крича, пока не метнулась черная тень, чтобы никогда сюда не вернуться. И зеленые бухарские синички на телеграфных проводах. И серые пичужки, от которых веселый звон стоит в ушах, когда вы работаете в замке. И ласточки, что залетают к нам парами и, не обращая внимания на шум работ, звонко и нежно обмениваются друг с дружкой замечаниями по поводу того, подойдет ли этот замок им для жилья. И дикие гуси, что устраивают в воздухе над нами «летучки», прежде чем выбрать на озерах, образованных сбросовой водой арыков, место для гнездовья. Стая гусей долго вращается, как огромное веретено, галдит и гогочет. А теперь появилось еще и озеро с птицефермой, где разводят домашнюю птицу; оно белым-бело от уток. На берегу стоит здание инкубатора. Редкий случай, когда рыбы охотятся на птицу: здешние сомы иногда хватают уток за горло.
