Амундсен. Точка невозврата - Моника Кристенсен
В особняк на Стургата поступали новости не только из Геофизического института. Тромсё бурлил слухами. В городе было полно журналистов, которые держали связь с информаторами по всей стране. Из Вадсё пришло известие, что итальянский пилот Умберто Маддалена с экипажем гидросамолета-катамарана «Савойя Маркетти S.55» готов к взлету и собирается отправиться прямо до Кингсбея[5]. Не успела эта новость достичь Амундсена, как она устарела — накануне Маддалена уже предпринял попытку, но ему пришлось повернуть назад у острова Медвежьего из-за тумана. В тот понедельник он вылетел в четверть первого. Ожидалось, что уже к вечеру он будет в Ню-Олесунне. Кроме того, еще одна итальянская летающая лодка стартовала из шведского Лулео в Вадсё.
В проливе Тромсёсуннет стоял хорошо оборудованный пассажирский самолет «Уппланд», трехмоторный «Юнкерс G24», которым управлял опытный шведский шеф-пилот Виктор Нильссон. Рядом пришвартовался «Турку», финский «Юнкерс F13», — на нем прилетел не менее опытный Гуннар Лир. Оба шеф-пилота сообщили прессе и Геофизическому институту, что из соображений безопасности собираются лететь в Ню-Олесунн вместе с «Латамом». От Амундсена же, укрывшегося в особняке Фрица Цапффе, получить какие-либо сведения оказалось непросто.
Цапффе полагал, что у великого полярника созрел тайный план и открывать его он не намерен ни конкурентам, ни прессе. И дело было не в деталях полета, а в том общеизвестном факте, что самолету, пролетевшему от материковой Норвегии до Шпицбергена, достанется вся слава первопроходца. Амундсен, уже достигавший подобных фантастических целей в Арктике и Антарктике, учуял новый полярный трофей.
В час с небольшим из Геофизического института поступил сигнал на старт. Судя по последней метеосводке, если «Латам» собирался вылететь сегодня, то надо было отправляться немедля — с запада надвигалась непогода. Вылет назначили на 2 часа дня. Наступило время прощаться.
Однако Амундсен почему-то медлил. Он сидел в уютной гостиной фармацевта и вертел в руках старое огниво. Голова опущена, лицо изрезано морщинами усталости. Будто над ним нависла черная тень — так Цапффе описывал друга много лет спустя {5}.
Амундсен прервал молчание. Наверное, Цапффе не ожидал увидеть его в Тромсё так скоро? Виделись-то они совсем недавно. Всего несколько недель назад фармацевт навещал его дома в Свартскуге и получил дорогой сердцу подарок — картину с изображением Ледяного барьера Росса[6]. Фру Цапффе Амундсен подарил изящную японскую шкатулку для украшений. На память, как сказал тогда полярник. Теперь он гостил у фармацевта. Вот только задушевности между ними как не бывало.
Цапффе признал, что так скоро увидеться после их с супругой поездки в Осло он не рассчитывал. Они с Амундсеном, конечно, планировали отправиться на Шпицберген тем летом, но позже. На это Амундсен пробурчал, что судьба распорядилась иначе и кто знает, когда они увидятся в следующий раз. Полярник был очень серьезен.
Цапффе ничего не оставалось, как спросить, доволен ли Амундсен самолетом. Пригоден ли тот для поставленной цели? Амундсен помедлил с ответом. Ну, на пути из Бергена в Тромсё «Латам» показал себя хорошо, но ему бы больше хотелось лететь на хорошо знакомом «Дорнье Вале». Об экспедиции на двух «Китах» N24 и N25 с Дитриксоном, Рисер-Ларсеном[7], Омдалом, немецким механиком Фойхтом и американцем Элсуортом[8] старому другу напоминать было излишне. Прошло всего три года с тех пор, как они совершили вынужденную посадку на лед на 88° с. ш. Фармацевт сам находился тогда в Кингсбее в качестве завхоза и беспокойно бродил по шахтерскому городку три недели, пока не дождался возвращения Амундсена с командой.
Цапффе и сам был настроен по отношению к французскому гидроплану скептически, в не меньшей мере из-за временного ремонта поплавка, произведенного в Бергене. Но Амундсену об этом он ничего говорить не стал. Зачем? Амундсен лучше него разбирался в самолетах и к тому же знал об этом ремонте. Другого выбора, кроме как отправиться на Шпицберген, у него все равно не было. Не мог же он прервать экспедицию на «Латаме» в Тромсё. Это было немыслимо. Какую причину столь драматического решения он мог бы назвать? Что скажут люди? Что напишут газеты?
Вместо этого Цапффе осторожно поинтересовался, что, кроме топлива и масла, Амундсен решил погрузить на борт в Тромсё. Все, о чем просил Нобиле, — последовал короткий ответ. Потом полярник сменил тему, снова предался воспоминаниям — о весне в Ледовитом океане, о небесном свете надо льдом. Долгий монолог, полный тоски. Скоро он снова будет там. Однако друга удивляла и пугала его печаль, замкнутое выражение его лица.
Снова повисла тишина. В конце концов Амундсен прервал долгое молчание, бросив, что огниво, которое он крутил в руках, сломано. Вероятно, что-то с кремнем. Цапффе тут же вызвался починить. Тут дело недолгое. К тому моменту, как они отправятся на пристань, где их ждет груженый «Латам», огниво будет как новенькое.
Амундсен поднял голову и посмотрел на друга. Не нужно ничего чинить — ответил он. Цапффе может оставить огниво себе на память об этой последней экспедиции. Ему самому оно больше не понадобится {6}.
Глава 1
Отбытие из Кингсбея
Было 23 мая 1928 года, время шло к 5 утра. Солнце уже поднялось высоко в небо и теперь стояло над горами с противоположной стороны Конгс-фьорда. Свет, пробивавшийся сквозь туманную дымку, рисовал серебряные пятна на поверхности моря. Волны медленно вздымались и опадали, покачивая льдины, — фьорд как будто дышал.
После долгой бессонной ночи, после всех треволнений, сомнений и внезапных перемен в планах дирижабль «Италия» наконец был готов к вылету. Священник-католик Джан Франчески, специальный посланник папы римского, стоя на промерзшем земляном полу ангара, благословил экспедицию на достижение Северного полюса. И помолился о благополучном возвращении первооткрывателей. Потом пришел черед вспомогательной команды, состоявшей наполовину из итальянцев, наполовину из нанятых здесь же шахтеров. Полсотни человек схватились за канаты и стали выводить дирижабль из ангара — медленно и осторожно, чтобы матерчатая обшивка ни за что не зацепилась и не порвалась. Итальянцы подбадривали друг друга, крича «Да здравствует Италия!» и «Да здравствует Нобиле!». Получалось не очень внушительно, но люди провели всю ночь на ногах и были утомлены.
Шахтеры-норвежцы по большей части молчали. Многим из них уже случалось участвовать в подобной работе. С тех пор как дирижабль больше двух недель назад прилетел в Кингсбей, он уже дважды
