В старом Китае - Василий Михайлович Алексеев
По обе стороны от богини располагается ее свита, иногда в полном составе: богини, исцеляющие детей от всевозможных болезней, с аксессуарами, указывающими на их специальность.
Почти во всех храмах (а их — масса) я наблюдаю все тот же синкретический хаос, т. е. полное смешение всех «трех учений» (сань-цзяо): конфуцианства, даосизма и буддизма. Впрочем, к нелогичности такого порядка китайская религия вполне равнодушна: в ней, собственно, каждый молящийся — сам себе жрец.
Напротив храма Лазоревой зари (Бисясы), посвященного культу Бися-юань-цзюнь[37], прилепился в скале Грот белых облаков, причудливое соединение архитектуры с естественными выступами самой скалы. На противоположном утесе огромными знаками высечена надпись, сделанная во время посещения Тайшаня танским императором Сюань-цзуном. Памятник прекрасно сохранился и выглядит внушительно. Неподалеку от вершины расположен храм даосской феи Сиванму, божества весьма популярного. Этот мифический персонаж к тому же часто встречается в литературных произведениях. Сиванму — фея далеких Западных гор. В ее садах цветет вечный персик, дающий плод раз в три тысячи лет, которым и насыщает фея свое долголетнее существо[38]. В свите царицы — целый сонм фей, однако в храме довольствуются четырьмя. Дабы Владычица Запада не слишком скучала о своем далеком царстве, перед ее алтарем тоже сооружены театральные подмостки.
Добираемся, наконец, до вершины горы. Она совершенно потерялась под неуклюжим давлением только что выстроенных и еще недостроенных храмов, весьма посредственной архитектуры. Получилось нечто плоское, асимметричное, громоздкое.
На стене, сделанной в предотвращение самоубийств, надпись: «Запрещается кончать с собой». Рядом — указ губернатора о воспрещении самоубийств («Только глупый народ на это и способен»). Эти меры, оказывается, вызваны существующим поверьем, согласно которому, бросившись в бездну с этой вершины, можно тем самым избавить своих родителей от болезни и смерти. Приняв во внимание, что безграничное почитание старших составляет основу всей китайской морали, можно себе представить, во что обходится Китаю эта дикость суеверия! Трудно поверить, что кошмар этот — реальность, а не очередная легенда.
Останавливаемся в совершенно новом храме Юй-хуанди, даосского Верховного владыки. Любезный даос-настоятель отводит нам уютную келью, с окном-панорамой на горы. То, что келья храма-монастыря превращается, таким образом, в номер гостиницы и в ней останавливаются к тому же иностранцы, которых, надо сказать, никто в свой семейный дом не примет, никого не смущает и профанацией божьего храма отнюдь не считается. Нам же подобный рационализм только на руку: приятна поэзия храма, а главное — всегда есть, что наблюдать и чему учиться. Зайдя в келью настоятеля, я прежде всего обратил внимание на огромный знак Фо (Будда).
Настоятель — вполне грамотный даос-монах — нимало не смущен подобным смешением религиозных формул и благодушно объясняет, что этот знак ему преподнес какой-то наивный почитатель (очевидно, каллиграф — любитель больших кистей и громадных иероглифов).
Храм уже почти полностью «населен» новехонькими статуями, преимущественно даосских божеств. Даосский культ — это религиозная форма даосизма и, конечно, отнюдь не связан с его философской системой, созданной величайшими мыслителями Китая и идущей сквозь века. Религия, конечно, и близко не подходит к философским статьям даосизма, а питается исключительно его отклонениями в мистику, как-то: овладение магией, алхимические поиски пилюли бессмертия, превращение в ангелоподобное блаженное существо, повелевание нечистой силой и всеми тайнами природы и т. п., а главное — той богатейшей сказочной эпопеей, которую создали на почве даосизма народное творчество и писатели-мистики.
В центре храма стоит статуя Юй-хуана, Яшмового владыки, который, вероятно, представляет собой не что иное, как даосскую интерпретацию старого Шан-ди, верховного божества древней китайской религии. Даосская легенда наделила его типичной биографией: сначала он был принц, потом ушел от власти и скрылся в горах, где познал «абсолютную истину» даосизма (дао) и вознесся на небо. В народе Юй-хуана почитают верховным: божеством, небесным императором. Подле Юй-хуана стоит его придворный штат, духи-генералы, управляющие созвездиями. Среди них тридцать шесть отважных героев легендарно-исторического романа «Речные заводи», целиком основанного на народных сказаниях[39]. Так, исторические герои легко становятся сказочными персонажами, а затем переходят и в ранг божеств. В свите Яшмового владыки состоят еще четыре интересных божества: бог молнии, бог облаков, бог дождя и бог града. Последний держит в руке тыкву (хулу), в которой хранится град.
Бог грома, особо безобразный (вместо рта у него — клюв, а глаза посажены очень глубоко) держит в одной руке барабан, а другой заносит громовой молот.
Наибольшей популярностью, однако, пользуется та статья религиозного даосизма, которая имеет дело с заклинанием и изгнанием злых бесов и всякой нечисти. На первом месте тут стоит святой заклинатель Люй Дун-бинь (один из восьми бессмертных). За спиной у него меч, искореняющий оборотней. В руке — веер и мухогонка — принадлежность беспечных бессмертных. Легенда рассказывает его биографию весьма конкретно: он подвижник VIII в., получивший святость и особый секрет владения мечом. Впервые он испробовал чудодейственность этого меча, убив им страшного крокодила в реке Янцзы. С тех пор он ходит по Китаю невидимкой, сокрушая, по молитве верующих, окружающую их нечистую силу.
Между прочим, для «разрубания» нечистой силы всякий заклинатель в Китае пользуется «драгоценным мечом» (состоящим иногда из монет с кабалистическими надписями), имеющим силу наносить удары бесам. Таким образом, против незримого мира нечистой силы метут быть применяемы вполне конкретные средства человеческой действительности. Это и есть то главное, что видит народ в религиозном даосизме: «умение» изгонять нечистую силу.
В остальном же даосские храмы ничуть не отличаются от буддийских, разве что статуй у них еще больше, и носят они причудливые названия («Трое чистых», «Восемь бессмертных», «Темный воевода» и т. п.). Просить же и у них можно всего, чего хочешь (т. е. тех же денег, детей, здоровья). Все же и здесь, видимо, для того чтобы угодить на большее число вкусов, среди бессмертных и чистых стоит всегда и всюду популярный Гуань в узорчатом шлеме и военной кольчуге. И уж сверх всего ассортимента демонстрируется скелет святого (времен Кан-си, XVII в.) с позолоченным черепом, сидящий в позе размышлений в
