В старом Китае - Василий Михайлович Алексеев
Помимо обычно представленной толпы божеств, по компетенции своей не имеющих отношения к культу загробного правосудия, видим четыре статуи Ветра, Туч, Грома, Дождя, в этом храме необычных, но таким образом как бы вовлеченных в общий культ.
Жара гнетет. Потеем до бесконечности, до потери всякого сознания, кроме ощущения безумной жажды. Ужасно! Только веер — давнее средство — спасает нас.
Неподалеку большой полубуддийский храм Усмирения своего духа. Весьма характерное для буддийских храмов название — эпитет, указывающий на это учение.
Громадные, очень красивые бронзовые статуи бодисатв окружают Бися-юань-цзюнь. Убранство, волосы, одежды, поза — все выделано очень твердо и красиво.
В Дицзандянь, храме бодисатвы Дицзан-вана, мирское имя которого было Мулянь, монах рассказывал легенду о том, что у добродетельного Муляня, который творил добро, ел простую пищу и поклонялся Будде, была мать, настроенная противоположно. Она ела мясо, ругала монахов, не верила в Будду и за все это попала в ад. Сын, движимый сыновней почтительностью и преданностью, освободил ее, пройдя все адские инстанции и избежав козни дьяволов. В конце концов он разнес весь ад и выпустил оттуда мучившиеся души. В этот день, 15 июня, в его храме устраивается пышный праздник.
Оттуда бредем в Путосы, маленький монастырь, расположенный в живописной местности, среди глыб и кипарисов. Плоские тысячелетние сосны, искусственно и прихотливо выращенные цветы, нежный лотос, палисадники...
Монахи любезно принимают. За чаем читаю лекцию... о телефоне.
Обратно возвращаемся уже вечером. Идем по мирной, тихо курящейся долине. Мягко тушатся горы, сонно наползает на равнину мрак. Жадно дыша вечерней прохладой, приходим в город.
Около нашей гостиницы уже стоят сяочэцзы — тачки. Без ужаса не могу и подумать о предстоящем, а пока мы с Шаванном только шутили и в общем прекрасно проводили время.
25 июня. В 6 часов утра трогаемся в путь. Шаванн и я, фотограф, слуга и весь багаж размещены на четырех тачках. Мы и раньше видели эти ужасные сяочэцзы — одноколесные тачки, но не могли себе даже представить, что поедем в них. А вот пришлось! Два пассажира укладываются, как кладь, с условием неподвижного лежания, и уравновешиваются багажом. Их разделяет рама большого колеса, на котором и совершается передвижение. Один возчик надевает на себя лямку и ухватывает тачку за ручки, а другой тянет ее за лямку спереди. Передвижение медленное и мучительное, поскольку видишь, как изнывает в труде везущий тебя человек. Это еще ужаснее, чем рикша. Вылезаем и молча маршируем друг за другом.
Не один раз и с какой еще сердечной теплотой будем мы теперь вспоминать те ужасные телеги, с которыми мы основательно познакомили свои бока, зубы, и челюсти на пути до Тайаньфу. Однако и они не спасли бы нас здесь: дороги, собственно, никакой нет и, конечно, телеги не устояли бы перед этими глыбами камней. Ни одной колеи, камни, камни...
Путь идет через бедные полупустынные места. Все тот же унылый вид: гаолян, да гаолян.
Останавливаемся в маленькой и скверной гостинице. Комната оказалась до того грязна, что мы уселись обедать под навесом, рядом с кучей сена с одной стороны и кучей угля — с другой. Наш сосед, торговец женскими узорчатыми рукавчиками (для нарядниц и актеров) из Шаньси, исколесил весь Северный Китай, хорошо говорит по-пекински. Старик в девяносто лет, а совершает такие подвиги, как поездки на осле по Китаю. Удивительно!
Беседую с ним, рассматриваю его товар. Многие сюжеты вышивок мне знакомы по китайским почтовым конвертикам, которыми я занимался в Пекине. Ветки сливы — один из любимых орнаментов, символизирующий начало новой весны и, вместе с тем, наступление нового года, разного рода благожелательные символы и изображения стилизованных цветов, рыб, птиц, которыми чрезвычайно богат китайский обиход.
Медленно подвигаемся вперед. Жар донимает. Потеем отчаянно, так, что слышно, как щекочут поры, выпуская пот. Тело покрылось тропической сыпью, чешется и зудит. Пыль липнет на лицо, руки, проникает всюду. Пыль, жара, пот, жажда. Пьем любую воду, лишь бы вскипела. В придорожной чайной или гостинице чай «сервируют» в чудовищно грязном чайнике и такой же посуде. Если в носике чайника застревают чаинки, то женщина, подающая чай, прямо туда в чайник и дует, чтобы прочистить. Сначала это действовало на нас угнетающе, потом — перестали замечать.
По мере продвижения вперед удивление перед иностранцами все возрастает. И это понятно. Все в нас прямо противоположно китайцу и режет ему глаз: на голове — уродливые белые каски; куртки и брюки не вяжутся с представлением о важных богачах (ибо кто может себе позволить такое путешествие, как не богач?), которые одеваются прилично в халат, а такой костюм, как наш, — затрапезность, и только «заморские черти» не стесняются его носить. Сапоги кожаные, что кажется диковинным толпе, обутой в холщевые туфли на холщевой же подошве. Манеры у нас слишком развязные (с точки зрения китайцев), походка разболтанная. Глаза впалые, непомерные носы и т. д. Все это режет глаз, и это надо понимать!
Проезжаем через мост реки Вэнь. Была, да вся вышла: высохла. Только русло, громадная ссадина на песчаной поверхности, выдает ее историческое существование.
Приезжаем в Тайпинчжэнь. Грязь в гостинице феноменальная. Вместо потолка — прокоптелые балки, о которых свешиваются комья отвратительной грязи. Никакой мебели, кроме кана, нет. Ночью клопы и блохи не дают спать ни минуты. Пришлось вытащить наши походные кровати во двор и спать на свежем воздухе.
26 июня. Пятая неделя путешествия. С рассветом трогаемся в путь, но продвигаемся медленно. В каждой деревушке возчики останавливаются и едят, или пьют чай, вернее, хлебают его из больших чашек, прикладываясь по очереди. Остановки долгие. Действительно, после таскания тачек по неровной дороге, со скатами и подъемами, и не такого отдыха запросишь!
Шаванн что-то невесел. Боюсь, как бы он «не съел свое слово», как говорят китайцы, и не спасовал перед путешествием на юг, которое мне снится днем и ночью и которое мы вместе очень любим обсуждать. Постоянные разговоры с Шаванном, все на тему о наших интересах к Китаю, прекрасная школа для меня. Шаванн поражает знанием огромнейшей археологической литературы. Экспедиция его — это первая организованная по всем требованиям науки китаеведческая экспедиция. И надо думать, что она извлечет, наконец, путешествия в Китай из жалкой компетенции миссионеров и консулов, положит конец пассивному созерцанию загадок Китая, излитых в столь многочисленных «путешествиях» (вернее «блужданиях») европейцев по Китаю. Научное воодушевление, превратившееся в
