Гвианские робинзоны - Луи Анри Буссенар
— И ты в принципе прав, Николя. Но я абсолютно отвергаю насильственные методы, кроме, конечно, законной самообороны. Видишь ли, человеческая жизнь для меня настолько священна, что нужно ее уважать даже в самом презренном существе. Всегда нужно давать виновному время на раскаяние и по возможности предоставить преступнику шанс на исправление. Мое существование всегда было посвящено лишь одному принципу — любви к человечеству. Я далек от того, чтобы брать на себя функции высшего судьи и исполнителя приговора. Я хочу убеждать, а не карать. Человек, как бы низко он ни пал, способен на раскаяние, и я не хочу, чтобы этот уголок Франции, созданный нами из ничего, был обагрен хоть одной каплей крови. Ты говоришь, что у этих незнакомцев скверные намерения. Увы, это слишком очевидно. Но неужели ты думаешь, что ужаса, вызванного внезапным падением деревьев, будет недостаточно, чтобы они осознали все безумие своего предприятия? А таинственные стрелы, поразившие их, когда они хотели сойти на берег, не говоря об ужасной армии Казимира, которая вот-вот пойдет в атаку? Неужто это не заставит их отказаться от своих планов?.. Ты слышишь флейты наших заклинателей?.. Через несколько минут незадачливые авантюристы обратятся в бегство, и им волей-неволей придется бросить работу по расчистке пути. Что ты на это скажешь?
— Что вы, как всегда, правы и что я в очередной раз боюсь, как бы мы не ошиблись в расчетах.
— Мальчишка! Чего тебе опасаться их в будущем? Им неизвестно, кто мы и сколько нас. Тайна, что нас окружает, защищает нас лучше, чем прямое нападение, а мощные средства, которые мы использовали, чтобы преградить им путь, покажут им бесполезность дальнейших попыток. Они решат, что перед ними могущественное племя, не желающее терпеть никаких посторонних на своей территории. Наши необычные способы защиты породят новую легенду. Перепуганные люди разнесут ее по окрестностям, она будет становиться все красочнее с каждым пересказом и станет для нас лучшей защитой, чем целая армия под рукой.
Звуки дуэта флейтистов, поначалу отдаленные, становились все ближе. Через просвет в зарослях индеец и европейцы наблюдали, как медленно надвигается чудовищная флотилия, увлекаемая течением. Внезапно удары топоров и мачете прекратились. Послышались яростные крики авантюристов, застигнутых змеиным нашествием. Было видно, как незнакомцы садятся в пирогу и, охваченные ужасом, гребут через затопленную саванну.
— Вот видишь, — продолжил Робен, — все прошло так, как и было задумано. Теперь, я надеюсь, мы надолго избавимся от нежданных гостей. Если только им не взбредет в голову вернуться кружным путем, через внутренние земли, что, впрочем, маловероятно. В этом случае им придется пойти на приступ нашей цитадели, а для начала выгнать оттуда гарнизон, что разместили там Казимир и Шарль, наши заклинатели змей. А теперь расспросим нашего индейца. Он явно сгорает от нетерпения, желая поведать нам о событиях, которые привели его в эти земли, доселе нетронутые территории гвианских робинзонов.
Жак, естественно, не заставил себя упрашивать и тут же сообщил все, что знал о своих похитителях. Он ничего не стал утаивать, рассказал о своей жизни во всех подробностях, начиная с того дня, когда его усыновил доктор В., до того момента, как он избавился от пут у водопада. Он также не стал скрывать, что владеет тайной золота, как и намерения поделиться им со своим благодетелем.
Бандиты подслушали его разговор с доктором и комендантом колонии, похитили его, доставили на голландский берег реки Марони и передали в руки человека, куда более жестокого, чем они сами. Именно он был злым гением всего предприятия, сообщники подчинялись ему беспрекословно.
Изгнанник долго и терпеливо расспрашивал индейца об этом человеке, но смог получить лишь самые общие сведения. Жак впервые попал в Сен-Лоран относительно недавно, поэтому не мог знать ни прежнего места службы Бенуа, ни о его изгнании из рядов надзирателей. Он считал его беглым каторжником, который поддерживал связь с теми, кто еще оставался в заключении.
— Но как его имя? — настаивал Робен. — Как к нему обращались его товарищи?
— Я только слышал, что они звали его «шеф».
— Шеф?.. Но ведь так называют надзирателей.
— Я не знаю, — наивно ответил Жак. — Они называли его только так.
— Впрочем, все это не важно. Нет никаких сомнений в том, что это какой-то беглый каторжник. Послушай меня, Жак. Теперь ты знаешь, как дорого обходится нарушение клятвы. Конечно, ты из самых добрых побуждений раскрыл тайну золота, которую клялся сохранить. Как будто золото может принести кому-то счастье!
— О, да-да! — перебил его индеец, вдруг вспомнивший обо всех пережитых им ужасах. — Тайна золота смертельна… Я говорил об этом моему приемному отцу!.. Но я так люблю его, он так добр ко мне…
— Я это понимаю, и благодарность, которую ты хотел проявить, отчасти извиняет твой поступок, даже если это клятвопреступление! Но поверь мне, в будущем тебе стоит быть более сдержанным и никогда не рассказывать о том, что нужно сохранить в тайне. Жак, мы вырвали тебя из лап палачей. Ты волен вернуться к своему племени. Или оставаться с нами столько, сколько захочешь. Мы очень давно скрываемся в этих местах, и на то есть весьма серьезная причина. Никто на свете не должен знать о том, кто мы такие и где живем. — И, показав на стоявших рядом неподвижных молодых людей, он добавил: — Это мои дети. Скоро ты увидишь их мать. Это, — Робен указал на Николя, — мой приемный сын, а этого старика-негра я люблю, как родного отца.
Растроганный индеец жадно внимал словам собеседника, произнесенным с удивительным благородством.
— Ты видишь, мы не злые люди. В причинах того, что мы скрываемся здесь, нет ничего недостойного. Поэтому поклянись мне жизнью твоего приемного отца, жизнью твоей жены, которую ты сможешь увидеть благодаря нам, что ты никогда не раскроешь нашу тайну ни одному человеческому существу.
Молодой индеец выдержал паузу, явно собираясь с духом, затем схватил обеими руками руку изгнанника и медленно и очень серьезно произнес следующее:
— Пусть мой благодетель мгновенно лишится жизни, пусть смерть заберет Алему, жемчужину арамишо{269}, пусть меня самого утащит злой дух
