Чугунные крылья Икара - Борис Вячеславович Конофальский
— А то как же, позавчера серёжки с рубинами подарил за полцехина.
— За полцехина?!
— Ну да.
— И не даёт?!
— Не-а.
— Оборзела! Такой борзости я вообще не видал, — признался Лука и помолчал. — А цветы даришь?
— А то как же, каждый день.
— И шампанским поишь?
— Пою.
— Тоже каждый день?
— Почти.
— Оборзела! — они опять помолчали. — Ну, от шампанского она хоть пьянеет?
— Бывает под хмельком.
— Тяжёлый случай, — Крючок нахмурился и вдруг как будто вспомнил.
— А кольца дарил?
— Нет.
— А что любишь, говорил?
— Говорил, что жить без неё не могу.
— Так-так, — какая-то мысль озарила лицо дружка, и он начал. — Значит так. Завтра цветы покрасившее, только не покупай, не траться, я тебе их на кладбище соберу. Кольцо золотое купи, можно у цыган из латуни за сольдо купить. Эту латунь от золота не всякий отличит, а уж бабы тем более. Ну на шампанское разориться придётся. А местечко у вас, где вы милуетесь, есть?
— Значит так. Берёшь шампанское, тащишь её в это местечко, вливаешь в неё шампанского как можно больше, и чтобы обстановочка торжественная была. И под эту обстановочку даришь ей цветы и с помпой надеваешь ей на палец кольцо. И просишь её руки. Бабы в такие моменты сильно головой слабеют.
— Ты же мне говорил ни под каким видом не жениться? — удивился Буратино. — А сам рекомендуешь просить её руки.
— Я рекомендую просить руки, а не жениться. А это две большие разницы. Жениться — это почти смертельно, а от руки и отказаться можно потом.
— Ну допустим, а что дальше?
— И тут ответственный момент. Если она шампанского сожрала достаточно, то должна прослезиться и заволноваться от кольца и предложения. Тут уж ты не теряйся, лезь под юбку, пока не остыла, и упирай на то, что вы уже, считай, помолвлены, и тебе теперь можно всё.
— А если откажет?
— Забирай кольцо, цветы и прощайся.
— Не буду я забирать кольцо, — заупрямился Буратино. — Что я дешёвка, обратно подарки отбирать?
— Подарки у баб отбирать нельзя, хотя я всё время отбираю обратно. У меня есть одно кольцо, — Лука не поленился достать из кармана кольцо и продемонстрировать его Буратино. — Вишь, так я этим кольцом уже с тремя обручился, а оно как новенькое. Тем более что кольцо ни есть подарок, а есть символ обручения! А раз она тебя не любит, то есть не даёт, о какой помолвке может идти речь, — объяснил Крючок. — А бабы, они на всякие блестящие штуки падкие, как сороки, удавится, не отдаст. Дуры, честное слово.
— А если отдаст? Это же разрыв отношений, — размышлял Пиноккио вслух.
— Ну, может, и разрыв, но большего я тебе предложить не могу, уж больно она у тебя модная баба, прямо вся из себя.
Они опять замолчали, и Буратино стал обдумывать всё, что предложил ему приятель. А Лука ничего не обдумывал, он просто сидел и курил. После достаточно длительного раздумья Буратино наконец спросил:
— А ты коня-то не распряг?
Лука посмотрел на него, улыбнулся и ответил:
— Не-а, бричка ждёт. За девками?
— Погнали, брат Лука, повеселимся сегодня. А завтра чёрт с ней, с Рафаэллкой, будь что будет. Сделаю всё, как ты сказал.
— Только ты потом на меня не пеняй, если чего не получится, — предупредил Крючок, влезая на козлы.
— Не буду, — пообещал Буратино, усаживаясь в бричку.
И унеслись они в ночь-полночь, дразня собак залихвацким свистом и гиканьем, за девками.
К предстоящему свиданию Пиноккио готовился необыкновенно тщательно, так полководцы готовятся к одному-единственному, всё решающему сражению. Он помылся, надел свою самую лучшую одежду и самую белую сорочку. Он не стал дожидаться, пока появится Лука с ворованными цветами, а поехал в город и купил роскошный букет. После этого он отправился к ювелиру, которого уже неплохо знал, и обрадовал того покупкой недешёвого колечка с бриллиантом. Правда, не обошлось без некоторой торговли, но она была непродолжительной и, как ни странно, закончилась обоюдным удовлетворением сторон.
Экипировавшись таким образом, Пиноккио в условленном месте встретил Рафаэллу. Она была прекрасна как никогда, и роскошный букет был ей к лицу. Девушка восхищалась цветами, а Буратино никак не мог взять в толк, что такого особенного женщины находят в цветах. И про себя пришёл к выводу, что это одна из тех необъяснимых загадок, которую великие умы так никогда и не разгадают. Точно так же, как и загадку действия стеклянных бус на племена каннибалов.
Найдя такую аналогию с цветами, Буратино отбросил свои этнографические размышления и приступил к осуществлению плана Луки Крючка. Сначала он повёл красавицу в самый дорогой ресторан города с намерением влить в девушку как можно больше спиртного. Хотя, как известно, с этим шутить нельзя, а то вечер отдыха может превратиться в смешные приключения. Но Буратино, исходя из физиологии Рафаэллы, был почему-то уверен, что при желании она может выпить полведра шампанского без всяких последствий для своего организма и окружающих.
А ещё он старался быть душкой, лёгким, милым и весёлым обожателем, а не занудно-трагичным воздыхателем, которых женщины терпят рядом с собой для повышения своего статуса в глазах других женщин. То есть он не был похож на безнадёжно влюблённого зануду, истощённого вечными отказами, рядом с которым женщина зевает и которому в награду за стойкость и преданность лениво дозволяет целовать ручку. Нет, наш герой был остроумен и смел до нахальства, он расточал комплименты с едва уловимой долей насмешки. И интриговал Рафаэллу время от времени фразами типа:
— Сегодняшний вечер для меня очень важен, сударыня. Тешу себя надеждой, что и для вас тоже.
Как и все женщины, Рафаэлла была страсть как любопытна и пыталась всё время выяснить, чем этот вечер так важен для них обоих. Но Пиноккио уходил от ответа, и девушка в лёгкой обиде поджимала губки. Ни как и у всех нормальных девушек, эти обиды длились не более десяти секунд. А в ресторане играл оркестр, пела толстая певица, сновали официанты и лилось шампанское. Буратино приглашал красавицу танцевать, после чего они снова пили вино, ели и болтали.
К одиннадцати часам вечера обалдевшую от вина и веселья красавицу Буратино вывел из ресторана под сень ночи и повёл её к любимой скамейке. Там они и расположились в тени сирени. И Пиноккио начал, трепеща душой и дрожа руками. Он начал издалека, а именно из древности. Буратино рассказал Рафаэлле древнюю легенду, которая повествует о том, что некогда люди были иными, некогда они были и мужчинами и женщинами одновременно. Но кому-то было угодно разделить эти создания
