Чугунные крылья Икара - Борис Вячеславович Конофальский
Несколько секунд Антонио стоял у двери шарманщика, вслушиваясь в рёв страдальца. А затем, всё-таки набравшись храбрости, толкнул дверь и вошёл в жилище музыканта. Карло, занятый очередной своей вокальной партией, не заметил вошедшего и поэтому очень сильно вздрогнул, когда Антонио крикнул ему прямо в ухо:
— Что же вы орёте, сосед, ночь на дворе всё-таки.
— А-а, ты? — безумные глаза музыканта уставились на столяра. — Топор принёс? Убить хочешь? — Карло увидел отблеск луны на топоре.
— Помилуй Бог, сосед, зачем же мне вас убивать, — сказал мастер не совсем искренне. — Я к вам по-соседски зашёл, узнать, не нужно ли чего.
И тут столяр увидел страшную картину. Руки Карло и весь стол вокруг них были в бурых, почти чёрных подтёках, а из ладоней музыканта торчали гвозди.
— Господь всемогущий! Кто же это вас так, сосед?
— У-у! — только завыл в ответ шарманщик.
— Потерпите, я вам сейчас помогу, — пообещал Антонио, направляясь к двери за инструментом.
— Стой, дурак! — заорал ему вслед музыкант. — Ты куда?
— Я за клещами, сейчас приду и освобожу вас.
— Погоди с клещами, выпить дай.
— Так у меня нет.
— Под столом бутылка лежит.
— А-а, — понял мастер. Он нашёл бутылку и приставил горлышко к пересохшим губам страдальца.
И Карло с жадностью стад пить дрянное вино. И не отрывался от бутылки, пока не выпил всё. Ему сразу стало легче, и он произнёс:
— Я тебе, плотник, никогда, слышишь, никогда этого не забуду. Ты человек, остальные твари бешенные, а ты человек. Почитай, ору сутки, а ведь никто не зашёл. И ты тоже, гад. А почему?
— Понимаете ли, сосед, — начал оправдываться мастер, — у вас в доме часто всякое веселье бывает. Как же я могу зайти, а вдруг вы тут с дамой веселитесь? Но когда я понял, что у вас беда, я тут же пришёл.
— Ладно, — смилостивился Карло, — иди за клещами, а то руки болят.
На тему освобождения Карло от стола можно было написать целую историю, но, я думаю, читатель и сам догадается, что пришлось выслушать мастеру Антонио в адрес своих кривых рук и в адрес своей тупой ослиной башки от благодарного освобождённого.
И уже в пять часов утра Антонио благополучно заснул у себя в постели, а шарманщик не менее благополучно оделся, забинтовал себе дыры в руках тряпками и отправился бродить по ночному городу в поисках горячительной халявы. И поиски его были крайне неуспешны. Никакой выпивки он не нашёл, ему только губу разбили одни знакомые шахтёры за какие-то прежние прегрешения.
Злой и уставший он вернулся домой и сел за стол делать свою очередную ошибку из цепи тех самых ошибок, которые выше я назвал роковыми. Короче, Карло сел писать донос на сынка. А доносы, как вам известно, писать он был мастак. И тут он вдруг отложил бумагу и задумался. Не писался что-то этот донос, и дело было не в родственных чувствах или отсутствии желания. Желание как раз кипело в душе шарманщика. А не писался донос по другой причине: не было у музыканта хоть какой-нибудь зацепочки хоть к чему-нибудь.
А к чему мог прицепиться Карло так, чтобы заинтересовать вышестоящее руководство? Да ни к чему. Ну бандит Буратино, ну убийца. И всё! Кто из-за такой ерунды пишет доносы, где тут неблагонадёжность? Да и от таких обвинений, если начнётся дело, он открутится за два дня с его-то деньгами.
Плюнув с расстройства, Карло, бешеный от злости, достал с каминной полки трёхсольдовую заначенную монету и отправился в какой-нибудь трактир пожрать что-нибудь и выпить. И вскоре попал в такой кабак. Там собирались шахтёры, и назывался он «Уголёк». И чем бы закончилось моё повествование, неизвестно, не случись так, что в кабаке этом он встретил нашего разутого знакомого. Конечно, это был Джузеппе Фальконе, который в этот ранний час, мучимый жаждой, сидел в этом самом «Угольке».
— Ага! — обрадовался Карло, ловя Фальконе за шиворот. — Вот ты-то мне и нужен.
— Чего же вы ко мне цепляетесь, синьор шарманщик? — вяло отбивался Фальконе.
— Дело есть, — сказал Карло и поволок Джузеппе к столику. — Эй, хозяин, дай-ка нам водки и пожрать, у нас с приятелем будет долгая беседа.
— А деньги у вас с приятелем для долгой беседы имеются? — спросил хозяин, даже не шелохнувшись.
Музыкант показал ему монету, и тот сразу ожил. Толстая официантка в залатанной юбке тут же принесла квашеной капусты, водки и гречневой каши с бараниной.
— Жри, — милостиво предложил Карло облизывающемуся Джузеппе.
— С чего бы это? — не торопился приступить к еде тот. Он хоть и был болван, но понимал, что просто так Карло кормить никого не будет.
— Жри, не бойся, и водки себе налей, — продолжал шарманщик, аппетитно чавкая. — Жри и рассказывай мне всё, что знаешь о сынке моём родимом.
— Не буду, — вдруг наотрез отказался полуразутый человек, — и водки мне вашей не надо.
— А что так? — удивился Карло. Это был первый случай на его памяти, когда Фальконе отказывался от халявной водки.
— Не надо мне ничего, пойду я, — Джузеппе попытался встать, но Карло поймал его. — Не надо мне ничего, — захныкал забулдыга, — отпустите меня, синьор шарманщик. Ничего я не знаю про вашего сына.
И тут Карло смекнул, что Фальконе кое-что знает о сыне, и изменил тактику:
— Не хочешь говорить, не говори, посиди просто за компанию, выпей водки просто так. А то тоскливо мне сегодня что-то, грустно.
— Ну, ежели просто так, — нерешительно согласился Джузеппе, косясь на наполненный стопарь. — Хотите, анекдот расскажу?
— Ты пей, — настоял Карло, забирая у Фальконе кашу. — А баранину я у тебя отберу, раз ты помогать не хочешь.
— Ну что ж, берите, — грустно сказал Джузеппе, глядя, как миска уплывает у него из-под носа.
— Ты пей, не стесняйся, — любезничал шарманщик.
— Выпью, — сказал Фальконе и выпил и налил себе ещё, боясь, что Карло отберёт и водку.
Но Карло спокойно чавкал кашей и даже не обратил на это внимания, он был хитрый, он знал, что Фальконе много не надо. А так как он ещё и болтун, то скоро язык у него развяжется сам собой. После третьего стаканчика Джузеппе помрачнел и заговорщицки зашептал:
— А сынок-то ваш, синьор шарманщик, скажу
