Чугунные крылья Икара - Борис Вячеславович Конофальский
И тут Карло заорал от боли и обиды так, как не орал с того момента, когда ему отрезали ногу.
— А-а-а, — ревел шарманщик.
Хорошая горсть песка была отправлена в горло музыканта с приговоркой:
— И «Б» сидели на трубе, — сказал Лука, смеясь и отряхивая руки от песка. — «А» упала, «Б», пропала, что осталось на трубе? А остался на трубе прибитый к столу забулдыга-шарманщик.
Карло пробулькал что-то в ответ и стал плеваться песком. И тут ему прибили вторую руку. Огромные слёзы текли по заросшим щекам шарманщика, а из усов его вырывались песчаные фонтаны. К нему подошёл сынок и назидательно произнёс:
— Надеюсь, папа, это будет для вас хорошим уроком. Грабить, папа, нехорошо. И тем более нехорошо, папа, грабить родного сына, который, к тому же, стал уважаемым человеком.
Сухой стон и песчаный фонтан были ему ответом.
— Ты, дядя, не грусти. Вот когда я в гимназии учился, нам по истории рассказывали про Спартака, наглый был товарищ, загребной, типа тебя. Так его римляне прибили гвоздями, и не как тебя, по-божески, а на крест. И поставили на солнышко сушиться, пока не сдох. А ты сидишь, как король, со всеми удобствами. Сиди себе и думай над своим поведением. А чтобы тебе не скучно было — вот, — Рокко поставил на стол почти целую бутылку борматухи. — В общем, думай.
Отпустив ещё пару шуток, бандиты ушли, а Карло остался один, и было ему очень и очень тоскливо. Прибитые к столу руки болели, во рту был песок, а в душе грусть. А в мыслях открытая бутылка вина, стоявшая перед ним, такая близкая, но недосягаемая. И это было особенно обидно. И завыл тогда шарманщик, вкладывая в вой всю боль души. А потом завыл громче, а затем заревел, как водопад, рассыпая вокруг себя песок изо рта.
Стоявшие на улице соседи, болтавшие о всяких своих делах, замолчали и прислушались. И один сказал:
— Кажись, Карло свою шарманку настраивает?
— Нет, — уверенно ответил ему музыковед-любитель. — Я его шарманку знаю, она вещь, конечно, паскудная, но не до такой степени, она к ревущим нотам не приспособлена. А эта ревёт.
— Может, он песню новую учит? — предложил третий сосед.
— Может, и песню, — согласился музыковед, — да только она какая-то недушевная, а у Карло весь репертуар душевный.
— А что же так ревёт, что аж мороз по коже?
— Я думаю, что он паровую молотилку купил, — сказал специалист по творчеству шарманщика. — Я видел такую на сельскохозяйственной выставке, ревёт она в том же тембре.
— Ну да, конечно, — не поверили два других соседа знатоку сельхозтехники. — Зачем этому тунеядцу молотилка? Что он в ней обмолачивать будет?
И тут Карло завыл ещё сильнее, и все трое решили разойтись подобру- поздорову, а то от этого Карло неизвестно чего ждать.
Но этот разговор был первым из многих других, которые вели соседи по этому поводу, так как Карло продолжал орать весь день.
Смеркалось, а соседи всё не спали, они собирались в кучки, чтобы обменяться мнениями по поводу звуков, доносившихся из каморки шарманщика. Версий было много, но к единодушию соседи прийти не могли.
— Корова у него телится трудно, — безапелляционно заявила прачка, что жила в доходном доме в подвале. — Что же я коров не знаю, они завсегда так ревут, когда роды тугие.
— Сама ты корова, — не соглашался с ней музыковед, — говорю же, паровая молотилка.
— Не-а, — сказал слесарь с шахты, — молотилка ритмично работает, и клапан у неё должен свистеть. А здесь свиста мы не слышим, токмо ревёт. И то неритмично и с подвыванием.
Слесарь считался на улице человеком образованным, когда трезвый, и спорить с ним насчёт молотилки музыковед не стал.
— А что же это тогда? — спросил он.
— Говорю же, корова телится, — упорствовала прачка.
— Иди ты отсюда, — посоветовали ей представители сильного пола, — от тебя дурь одна. Вот подумай своими бабьими мозгами, откуда у Карло корова? Ты хоть башкой своей бабьей думаешь?
— Оттудова, украл, конечно, откудова ещё, — бубнила женщина.
— А может, он какого кота наживую освежовывает? — предположил неуважаемый на улице рабочий типографии.
— Экий ты дурень, — ответил ему специалист по музыкальному творчеству шарманщика, — где же это видано, чтобы кот таким басом орал, от которого аж ложки в стаканах тренькают.
— А что же, сосед, у вас тренькают? — поинтересовался слесарь.
— А то нет, я же с ним совсем рядом проживаю. И ложка тренькает от этого рёва так, что чай пить нет никакой возможности.
— Парадокс, — сказал слесарь, и все даже чуть-чуть испугались такого страшного слова, но поняли, что слово не ругательное, а научное, так как слесарь был страшно образованный и умный. А умник продолжал морщить лоб, произнося: — Коровы у Карло нет, молотилка так не работает. Что же там так ревёт? Загадка природы налицо.
— Может, сходить посмотреть, — робко предложил линотипист.
— Точно, — обрадовался музыковед, — вот ты и сходи.
— А чего я?
— Так ты же предложил, — с этими словами ближайший сосед Карло поймал печатника за рукав.
— Не пойду я, — вырвал рукав печатник. — Что же я, совсем, по-вашему, дурак? Полицейского зовите, а мне на работу завтра.
С этими словами он поспешил убраться восвояси. А полицейского звать никто не стал, и все стали тоже разбредаться. Последним был слесарь, он постоял ещё пару минут, покуривая и прислушиваясь к рёву. Человек напрягал свой пытливый ум, пока не докурил. А потом плюнул на это дело и пошёл домой, сказав напоследок:
— Парадокс.
А Карло с наступлением сумерек не сдался, он продолжал орать. Слава Богу, что долгое пение натренировало ему глотку, а боль в руках и обида в сердце стимулировали его вокальный потенциал. Больше всего Карло расстраивал тот факт, что бутылка вина, которую он попытался взять за горлышко зубами, упала на пол и теперь лежала там наполовину пустая. То вино, которое разлилось на стол, Карло давно слизал насухо. А вот то вино, что вытекло на пол, сильно расстраивало шарманщика. От чего в его рёве слышался какой-то душевный надрыв.
И когда настала ночь, да такая, что хоть глаз коли, Карло своей единственной ногою стал нащупывать прохладу стекла бутылки. И, чувствуя совсем близкий сосуд, он снова орал от обиды.
Дело двигалось к рассвету, когда мастер Антонио, сосед Карло, не выдержал. Он в последнее время и так не очень хорошо спал, а нынешней ночью и вовсе не мог заснуть из-за рёва. Антонио был незлой человек, но ещё днём он с удовлетворением подумал, что его буйный сосед сильно страдает и, видимо, отходит в
