Изгой - Алиса Бодлер
Он постучал единожды. Дважды. И трижды, но никто не откликался. Время было поздним, но вести вступившей в свой разгар ночи не терпели отлагательств. Наплевав на приличия, Герман потянул дверь, однако в спальне, теперь всецело отданной молодым супругам, новоиспеченного хозяина дома не было.
На постели виднелась лишь скукожившаяся фигура Мэллори, которая зажимала неведомую тряпку во рту для того, чтобы не издавать ни звука.
Испытав невнятный для него самого страх, мужчина кинулся к супруге брата и поспешил вытащить кляп из ее рта. Лишь опустив свой взгляд ниже, он увидел, как ее побелевшие от мук руки с силой прижимались к животу, который теперь – без корсетов и множества юбок – казался огромным.
– Я умираю… – еле проскулила Мэлл, до последнего старавшаяся соблюдать приличия, положенные ей неписаным дамским уставом. – Мне очень больно…
– О нет, Мэллори, о нет! – в горячем приступе паники затараторил Бодрийяр-старший. – То, что происходит с тобой, обратно смерти!
Дрожащей рукой он огладил лоб девушки. Жар терзал ее, а тело было тверже камня.
– Я позову помощь! – громко и четко проговорил Герман, чтобы страдалица услышала его сквозь пелену мучений.
В следующее мгновение он покинул покои и вернулся в коридор. На поиски горе-родственника времени не было. Мужчина бегом пересек расстояние до комнаты, где все еще хладело тело Николаса.
Он нашел рыдающую мать в объятьях Мари. Старушка склонила к несчастной голову и покачивалась с ней в такт, сама предавшись бескрайнему горю.
– Мэллори! – старший сын не знал, как верно назвать то, что сейчас происходило с женой его брата, так как тема деторождения считалась постыдной и никогда не проговаривалась вслух. – Мари, мама! Ей нужна помощь!
Но ни одна из женщин не подняла и головы на наследника. Всеобъемлющая боль от утраты поглощала их с головой, и ничего не имело значения.
Да и кем была та молодая девчушка, незваная гостья в этом доме, в сравнении с последователем великого Джека Бодрийяра? Словно на то, что человеком он был нестерпимым, матери и няньке теперь было плевать.
Не дожидаясь ответа от тех, кто ставил смерть значительно выше новой человеческой жизни, мужчина бегом вернулся в коридор и направился к лестнице. Пролетев несколько ступеней вниз, он приметил внизу молодую помощницу поварихи, Люси, и что есть силы прокричал:
– Как скоро прибудет мистер Ноббс?!
Девушка, не более чем пятнадцати лет отроду, опешила и стушевалась. Но, лишь с секунду поразмыслив, собралась:
– Мальчишка-посыльный убежал не далее как пять минут назад, сэр! Могу ли я вам помочь?
– Да! – осознавая обреченность собственного положения, отчеканил Герман. – Немедленно неси кувшин кипятка! В покои юного мистера Бодрийяра!
Служанка кивнула и поспешила прочь, в сторону кухни.
Единственным местом, что могло содержать в себе хоть крупицу необходимых знаний и средств, был кабинет отца. С усилием погружаясь в чертоги разума, что таили в своей памяти множество находок из запретного места, нерадивый наследник проследовал знакомым путем. Теперь остановить его было некому.
– Если ты думал, что тема родов возбуждает аппетит, то ты правда сильно ошибался…
Моя кислая мина зависла над обилием разной еды из доставки. «Потыкал в приложении» на языке Джереми означало: «Заказал вообще все, что увидел, потому что не знал, что тебе понравится».
Я предпочел обойтись знакомыми мне роллами и без особого энтузиазма поливал их соевым соусом. Сознание Оуэна все еще было где-то далеко, а потому никакого диалога не получалось. Он продолжал рассказывать, но с каждым произнесенным словом его настроение становилось все мрачнее. Раз в несколько минут меня посещала мысль о том, что тревожная кнопка на моем смартфоне действительно может мне пригодиться.
– Слушай… – вновь попробовал достучаться до хозяина квартиры я. – Раз это так тяжело тебе дается, можешь не продолжать. Я все понял.
– Нет. – Мистер О, в свою очередь, пытался есть пасту в томатном соусе, но все же больше ковырял содержимое, нежели доносил до рта. – Я уже начал. Поступаем, как договорились с самого начала. Договорю до точки, и ты примешь решение.
– Так вот что тебя гложет, – покачав головой, я, наконец, взялся за палочки. – Конец игры. От этого тебе и плохо. Думаешь, что как только замолчишь, вновь останешься наедине со своими байками.
– Как проницательно, Боузи, – Джереми слегка скривился. – Жестокости тебе и вправду не занимать. Все верно – я не маньяк, образ которого ты так стремишься на меня навесить. Я исчезну из твоей жизни в тот самый момент, как ты узнаешь все, что я хотел тебе передать.
– Ясно… – пространственно отозвался я, абсолютно не понимая, что должен делать в подобной ситуации. Никаких обязательств перед ним у меня не было, а испытывать к нему чистую, человеческую жалость я просто не мог. Не после того, как я увидел кусочек его достатка и побывал в гостях.
В конце концов, о себе настоящем он говорить практически отказывался. Его сущность лишь проглядывала через обилие мрачных сказок, что он вещал мне с особым смаком. Предполагаемая уверенность Мистера Буквы в том, что я легко запишу его в список своих потерянных родственников лишь на базе общего интереса к несуществующим персонажам, была ярким маркером необъятного эгоизма.
Я знал, что мне стоило быть милосерднее к другим людям, и повторял себе это уже не раз.
Но все еще не мог отделить Оуэна и его намерения от социальной оболочки, над которой он так старательно поработал.
Люси омывала тело Мэллори смесью, что развел Герман из горячей воды, карболовой кислоты и глицерина. Ничего, связанного с процессом деторождения, в кулуарах Джека Бодрийяра, ожидаемо, не хранилось. Но детские увлечения старшего сына Николаса отнюдь не прошли даром: противомикробные жидкости он с отличием умел готовить сам.
Старший наследник разводил огонь в камине, позабыв о всех манерах, что старательно вкладывались в его голову с малолетства. Подбрасывая угли, он возился с кочергой и чертыхался на непрогретый, богом забытый дымоход – жадность Николаса не позволяла топить столько, сколько было необходимо при сырой погоде и влажном климате. А потому гениальное изобретение современности возглавляло спальню молодых супругов как дорогая, качественная, но абсолютно бесполезная декорация.
В этом доме было полно предметов, которые существовали для вида, но никогда не использовались по назначению. Словно в этом и выражалась болезненная суть их семейного древа – казаться, а не быть – да так усиленно, что к истине уже было и не пробраться.
Мужчина разводил огонь, надеясь на
