Изгой - Алиса Бодлер
– Сэр! – со слезами на глазах восклицала Люси, и голос ее прерывался мучительными стонами Мэлл. – Ради всего святого, она так страдает!
– Я знаю, знаю! – нервно отвечал Герман, с трудом заставляя себя смотреть в сторону чужой супруги в непристойном положении. – Но применять хлороформ[27] опасно. Я не доктор, Люси! Неверная доза погубит ее, и тогда мы точно будем бессильны.
Спустя половину часа комната начала наполняться жаром. Крики молодой миссис Бодрийяр стали громче, и тем сильнее они отражались в тишине, что наполняла пространство за дверью спальни.
– Что же такое… – служанка тем временем стала спокойнее, привыкнув к постоянной тревоге, что испытывала она за юную хозяйку. – Словно испарились там все!
– Спроваживают отца в последний путь, если все уже собрались, – почти выплюнул Бодрийяр, измеряя пространство шагами. Успокаивать страдалицу касаниями воспитание джентльмена без врачебного статуса отнюдь не позволяло. Как удачно они нашлись с Люси! – И как бы ни было погано от этого, смерть в нашем доме всегда будет превыше.
Выходить в коридор и вновь созывать кого-то на помощь Герман усиленно себе запрещал. В их доме теперь медленно, но верно начинало гнить человеческое тело, и снующие возле него слуги разносили первородную грязь по коридорам, сами о том не задумываясь. Да и кто услышит его? Он пытался. Оставалось надеяться на Мари. На то, что старушка услышала его мольбу и обязательно направит мистера Ноббса в спальню, как только тот окончательно констатирует и так очевидную смерть.
Эта ночь казалась бесконечной. Тягучий воздух продолжал накаляться, сотрясаясь от криков. В конце концов, старший наследник не мог более оставаться в роли наблюдателя и, опустившись у постели на колени, взял Мэллори за руку:
– Мэлл, послушай меня… – напряженно говорил мужчина, вглядываясь в лицо девушки. – Осталось совсем немного, и ты не одна. Вспомни о том, что ты говорила мне. Вспомни о том, что говорила, что доверишь мне жизнь своего дитя! Я здесь, я тебя не оставлю!
На обескровленном лице будущей матери, сплошь покрытом потом, скользнула капелька света. Брат ее супруга был готов поклясться, что видел, как она улыбнулась.
– Вот так! – дрожаще отозвался Бодрийяр-старший, чувствуя новый прилив сил. Мужчина сжал маленькую ладонь покрепче. – Люси, я ощущаю, что скоро все свершится! Прошу тебя, садись вниз.
И в этом Герман оказался прав.
Совсем скоро во тьме теперь от и до прогретой спальни появился мальчик.
– Рей, – только и успела прошептать мать, прежде чем потерять сознание. – Его зовут Рей.
И стоило детскому крику оглушить покои, в дверь постучали.
Мистер Ноббс позаботился о том, чтобы отделить младенца от женщины и омыть его в остывшей воде, что осталась в кувшине. С собой он весьма кстати принес чистую простынь, что должна была послужить пеленкой для мальчика.
Могло ли случиться так, что преданный Николасу старик ждал до последнего намеренно?
– Окна не открывать. Сюда пускать только няньку с мытыми руками, – бесцеремонно распорядился работник фармации так, словно присутствовал при родах с самого начала и теперь чинно контролировал финал. – Мистер Бодрийяр, простите, но вам здесь не место. Вас ждут на прощание с отцом.
– Да что вы! – взорвался гневом уставший Герман, взмокший, как церковная мышь. – Всецело солидарен с тем, что ваше место было здесь, но вы не появились.
В последний раз взглянув на малыша, который теперь умиротворенно угукал, а не кричал и, казалось, вот-вот собирался заснуть, состоявшийся дядя вернулся к каминной полке, на которой оставил проклятые деньги, и поспешил покинуть спальню.
И словно по команде, стоило сыну Валериана и Мэллори увидеть свет, коридор второго этажа заполнился суетящимися слугами. Они бегали туда-сюда, завешивали всевозможные зеркальные поверхности черными тряпками и останавливали ход всех часов. Среди снующей толпы мужчина приметил мать – уже облаченную в черное, траурное платье. Ангелина шла по коридору, не поднимая головы, и блеклый свет, проникающий внутрь особняка сквозь высокие окна, подсвечивал ее тонкую фигуру. Но не только полупрозрачные лучи небесного светила сопровождали женщину. Прямо за ней своим знакомым, липким шагом двигался текучий монстр, однако теперь – не цвета чернил, но полупрозрачный и белесый, словно погасшая шаровая молния.
– Прощайте, папа, – сказал старший сын вслух, зная, что никто из домашних не обратит на него и секунды своего внимания. – К счастью, навсегда.
Джереми так и не нашел в себе сил доесть собственную пасту.
Да и я не отставал – под аккомпанемент такого повествования даже самые вкусные роллы казались мне крайне неуместными.
– Значит… – разбил тишину я, когда Оуэн проговорил прощальную фразу Германа, – …потом он поехал, отдал деньги, и все было супер? А как же Валериан? Сбежал окончательно? Но почему он тогда был на семейном портрете?
– Не появлялся вплоть до похорон, насколько я помню, – мужчина положил свои приборы на гладкую поверхность барной стойки и отошел к окну. Я замечал его привычку прятаться в тени штор, еще будучи в офисе клуба, и теперь понимал, что он не рассматривает улицу, поворачиваясь ко мне спиной. Он прячет лицо. – А во время погребальной церемонии держался как и полагается, роняя скупые, ненатуральные слезы.
– Ты сказал, что это точка. Конец истории, – несмотря на то, что финал был оглушительно грустным, я пытался докопаться до сути. – Но как же это возможно, если Реймонд только родился? Хочешь сказать, ничего примечательного более не происходило? И ты ничего не помнишь? Я не поверю в это.
– О дальнейшем ты читал сам, в дневнике мальчика, – мистер О пожал плечами. – Мне больше нечего тебе сказать. Можешь задать вопросы, если пожелаешь.
– Пожелаю, конечно! – я подскочил с места и крайне неудачно вляпался ногой в кота. Как оказалось, все это время он караулил меня снизу, а теперь неудовлетворенно зашипел и убежал куда-то прочь, в сторону коридора. – Что изменилось после рождения Рея? Я думал, это ключевое событие, после которого все пойдет на лад, ну… до какого-то момента, естественно.
– Так и было. – Хозяин квартиры все еще не желал поворачиваться ко мне, а потому я предпринял новый для себя
