Прощальный поклон ковбоя - Стив Хокенсмит
Я хлопнул Густава ладонью по спине.
– Просто помни, брат: я здесь, у тебя за спиной, – сказал я. – Бога ради, не упади на меня.
Густав вздохнул, покачал головой и втащил себя в вагон.
Как только мы сели, Уилтраут запрыгнул в тамбур в начале вагона, и поезд тронулся. Состав начал все быстрее клониться вперед, и брат ухватился за поручень.
– Держись крепче, Амлингмайер, – едко заметил Уилтраут. – Мы можем разогнаться до пятидесяти-шестидесяти миль в час… если, конечно, не сойдем с рельсов.
– Разве у вас нет никаких дел? – поморщился я.
– Дел у меня по горло, – огрызнулся Уилтраут. – На то я и кондуктор экспресса. Но не воображайте, что благодаря вашим связям наверху я буду терпеть…
– Связям наверху? – перебил Старый. – О чем вы?..
Дверь спального вагона распахнулась, и появился Берл Локхарт.
– Вот ты где! – сказал он Уилтрауту. – Не видел, китаец сел в поезд?
– Я не видел, чтобы он выходил, – пожал плечами кондуктор.
– А ты, Верзила? – Локхарт перевел взгляд с меня на Густава. – Или ты?
– Не видел доктора Чаня со вчерашнего вечера, – ответил брат.
Я пожал плечами.
– Та же история.
– Значит, возвращаемся в Саммит, – заявил Локхарт. Он кивнул на Кипа, который высунулся у него из-за плеча и уставился на нас. – Потому что Хики тоже его не видел.
– Точно, – кивнул разносчик, выпучив глаза. – Китаец как сквозь землю провалился.
Глава тридцатая. Инерция, или Мы со старым обнаруживаем, что обратного пути нет
– Чаня нет в поезде?
Мой брат выпрямился так резко, что я удивился, как голова не отделилась от шеи.
Уилтраут, напротив, осел и покачал головой.
– Вздор, – сказал он.
– Говорю тебе, нет его! – выпалил Локхарт, обдав нас перегаром. – Я обшарил весь поезд от головы до хвоста, мелкого мерзавца нигде нет.
– Ты его пропустил, вот и все. – Уилтраут говорил таким тоном, словно сам не знал: то ли он раздражен, то ли ему скучно. – Обычное дело. Люди впадают в истерику, а потом оказывается, что ребенок, или дедуля, или мадам просто засиделись в сортире. – Он с ядовитой ухмылкой взглянул на Кипа: – Уж кому знать, как не тебе.
– Смотрел я в чертовых сортирах, – отрезал Локхарт.
Кондуктор беспечно пожал плечами.
– Значит, китаец прошел мимо, пока ты там искал. Вы разминулись. Такое случается постоянно.
– Но только не с Берлом Локхартом. – Жилистый пинкертон придвинулся вплотную к Уилтрауту: кусок вяленой говядины против рождественского окорока. – Останавливай поезд прямо сейчас, не то я дерну сигнальный шнур и остановлю сам.
– Ну так давай, дергай! – проревел Уилтраут с внезапной яростью – или страхом под маской ярости. – Тогда потопаешь обратно в город на своих двоих. Потому что поезд не просто не пойдет в Саммит – он не может туда пойти. У нас снова только один паровоз, и мы уже проехали целую милю вниз. В котле не хватит мощности снова подняться в гору. Так что возьми себя в руки. Разыщу я твоего плюгавого друга.
По мере того, как кондуктор говорил, Локхарт все больше съеживался, будто только возмущение и раздувало его до человеческих размеров. Еще минута-другая, и старик превратился бы в нечто крошечное, сморщенное и бесформенное, вроде черносливины.
– Не друг он мне, – прохрипел Локхарт. Он попятился, опустив глаза, и указал кивком головы на дверь: – Ладно, пошли.
Уилтраут отправился первым, за ним Локхарт и Кип. Старый тоже присоединился к процессии, а следом и я. Мы молча двинулись гуськом по проходу мимо вдовы Форман с ее буйными близнецами, затем мимо мисс Кавео, которая оторвалась от книги и бросила на нас вопросительный взгляд.
Как только мы миновали молодую леди, Старый остановился и развернулся ко мне, прижав палец к губам. Еще несколько секунд мы молча стояли, пока Уилтраут, Локхарт и Кип заходили в тамбур, чтобы перейти в следующий вагон. Но прежде, чем дверь за ними успела закрыться, Кип неожиданно вернулся к нам.
– А вы что, не будете помогать искать Чаня? – удивился он.
– Не так, как Уилтраут. – Густав опустился на колени и заглянул под ближайшую полку – которая как раз и принадлежала китайцу. – Ба!
– Док Чань, конечно, невысокого роста, – заметил я, – но под сиденьем ему все же никак не уместиться.
– А я его и не ищу.
Брат встал с остекленевшим взглядом, как обычно, когда его ум уносится куда-то вдаль, оставляя тело позади.
– Ну так и что же вы там нашли? – спросил Кип.
– Ничего, – отсутствующим голосом ответил Старый.
– Это ничего, похоже, тебя впечатлило, – сказал я.
Густав задумчиво кивнул.
– Иногда ничего о чем-то говорит, когда нечто не сказало бы совершенно ничего.
На нас уже смотрели несколько пассажиров, включая мисс Кавео, которая отложила книгу и развернулась на сиденье в нашу сторону.
– Мой брат – философ, – пояснил я.
Она улыбнулась.
– Рассуждает он скорее как нигилист.
– Если вы в том смысле, что несет ахинею, то вынужден согласиться.
Веселье леди быстро угасло.
– Я не ослышалась, вы ищете?..
Старый шагнул вперед и встал между нами.
– Простите, мисс. Нет времени на болтовню. – Он указал в начало вагона и бросил мне: – Вдова. Вся надежда на нее.
Брат потащил меня за собой, и я лишь пожал плечами вместо извинений, но мисс Кавео явно не готова была их принять: ее глаза метали молнии – а также ножи, пули и пушечные ядра – вслед Густаву.
– Обязательно быть таким грубым? – спросил я Старого.
– А тебе обязательно быть таким тупым?
Он выдержал паузу и заговорил снова только после того, как мы отошли от леди на достаточное расстояние.
– Это «ничего» под сиденьем Чаня… не так уж сложно выудить из него нечто. – Он оглянулся на Кипа, который шел за нами. – Бьюсь об заклад, уж ты-то все понял.
– Ну, – начал разносчик неуверенным тоном, – наверное, там должен был лежать саквояж или дорожный мешок. Или где китаец хранил одежду и прочие пожитки. Сэмюэл положил бы вещи туда, после того как сложил постель китайца.
– А если багаж Чаня исчез, значит?.. – подсказал брат.
– Ладно, до меня не сразу, но все-таки дошло, – сказал я. – Ты думаешь, что док потихоньку сошел с экспресса ночью.
– Возможно. И, кажется, знаю, как это выяснить. Но сначала… простите, мэм. – Старый остановился, глядя на миссис Форман и ее одинаковых кудрявых чудовищ.
Вдова сидела прислонившись к окну и закрыв лицо вуалью. Понять, спит она или бодрствует – а также жива она или мертва, – было решительно невозможно.
Харлан и Марлин, с другой стороны, вели себя живее некуда. Они скакали на сиденье напротив матери, подлетая так высоко, что рано или поздно один или другой непременно должны были приложиться головой о потолок.
Раздалось шуршание, словно ветер разворошил кучу сухих листьев: миссис Форман встала, шелестя крепом и кринолином траурного платья. Она повернулась к нам, и под темной тканью вуали я различил намек на смущенную улыбку.
– Простите. Мальчики вам мешают?
– Ничуть, мэм, – заверил ее Густав со всей сердечностью, на которую был способен (а способностями по этой части он не блистал). Брат положил руку на спинку сиденья, где скакали близнецы, стараясь не показать, что ему нужна опора, и уставился в окно взглядом, который мог показаться пронизывающим, хотя Старый просто силился не замечать мелькающие за стеклом скалистые пики и ущелья. – Вообще-то, мне нужно поговорить с вами по официальному делу.
Близнецы прекратили скакать.
– Но я-то чем могу помочь? – спросила миссис Форман с дрожью в и без того робком голосе.
Удивительно, какое
